— Честно говоря, мне удивительно, что ты вообще помнишь, как его зовут, — зло говорит она.
У меня голова кругом идет. Откуда в ней столько злости?
— Послушай, Дженни, я тут подумала кое о чем. У меня дома кое-кто болен, помнишь ее? Ты понимаешь, я не знаю, что мне делать. И я подумала, если бы кто-нибудь хоть немного меня поддержал…
— Вот и найди этого «кого-нибудь», идиотка, — говорит подружка. — Я сегодня пришла только для того, чтобы шкафчик освободить.
— Шкафчик освободить, — повторяю я.
— Я переехала, понятно тебе? Ушла от родителей. И нашла работу. Так как Эйс свалил…
— Погоди, погоди. — Я ищу руку Дженни, но она все время уворачивается.
— Да-да, сюрприз-сюрприз. Но одно можно сказать наверняка: не жди, что парень по имени Эйс останется с тобой, когда тебе станет худо. Эти Эйсы тут же прыгают в свои «эль камино» шестьдесят шестого года и рвут когти. В любом направлении. А тупенькая Дженни Джемисон настолько тупенькая, что ей такого и в голову не приходило. И вот еще что… — Дженни захлебывается, как будто хотела сказать это целую вечность, но было некому. — Говорят, что обычно девушка бросает парня. Но это не так. Это как раз парни в конце концов говорят: «Ты знаешь, я больше не хочу быть с тобой». И они говорят это после того, как высосали из тебя всю патоку, как из тех дешевых восковых конфет со сладкой начинкой, которые раздают на Хеллоуин. Они оставляют после себя безвкусный, никому не нужный кусочек воска и сваливают, чтобы найти кого-нибудь, у кого еще осталась начинка внутри.
Я не знаю, куда деть руки.
— Дженни, я не знала… — шепчу я.
— Да. — Она шумно шмыгает носом. — Ты не знала. И тебе не пришло в голову спросить. Аура, ты не единственный человек на этом свете, у кого есть проблемы. Настоящие, дебильные проблемы. И ты меня извини, но их у меня хватает выше крыши, больше не надо. А особенно если мне их подсовывает человек, который думает, что я ною по поводу соплей у моего сына. Оставь меня в покое, ладно? Просто оставь, к чертям собачьим, в покое.
Я смотрю, как Дженни исчезает в толпе, и понимаю, что звон разбивающегося сердца похож на звон, с которым падает на каменный пол стеклянная ваза.
Я медленно обхожу здание школы, стараясь оказаться подальше от парковки. Я чувствую себя такой мерзкой, потерянной и напуганной, что слезы текут сами собой. Катятся по щекам, как у ребенка-плаксы, как у этого имбецила Адама Райли, который в первом классе заревел, когда к нам пришел подменный учитель, — ему, видите ли, не разрешалось разговаривать с незнакомыми людьми, а тут в помещении, где он находился, появился явно кто-то незнакомый, так что ему надо было срочно бежать к мамочке.
Бог ты мой! Вот так я плачу, давлюсь слезами, и по закону подлости на бордюре у входа в библиотеку сидит Джереми Барнс и смотрит прямо на меня. И от этого я чувствую себя еще и полной дурой. Вот он встает и бросается ко мне. Вот его пальцы обхватили мое запястье, словно наручник.
Я вроде бы начинаю вырываться, но у Джереми такие теплые пальцы, а его прикосновение отзывается сладкой болью.
— А ну-ка, иди сюда, — говорит он и ослабляет хватку, переплетая свои пальцы с моими.
Господи, какая же я все-таки потерянная. Оттого простого факта, что мы держимся за руки, мне уже хочется визжать. Джереми тянет меня за собой, и скоро мы уже шлепаем по парковке — его «адидасы» и мои старые «конверсы», носы которых измазаны краской. Мы бежим к Кругу, к черному «файрберду» с побитыми и слегка ржавыми крыльями.
— Твой? — тупо спрашиваю я. В голосе еще слышатся слезы. Ненавижу, когда так происходит.
Джереми качает головой:
— Нет.
Он как следует пинает задний бампер. Это приводит к неожиданному для меня результату: со скрипом открывается багажник.
Наверное, я смотрю на него с ужасом, потому что Джереми улыбается — при этом его родинка, как у Синди Кроуфорд, тоже как будто улыбается — и говорит:
— Не волнуйся. Тот парень, чья это машина, подвозит меня каждое утро. А вот это мая, — улыбается он, доставая из багажника видавшую виды доску. — По крайней мере, была утром.
— Это для… для бус? — шепчу я, утирая слезы рукавом балахона. Я хочу, чтобы он знал, что я тоже обращаю на него внимание, что, возможно, я тоже коллекционирую факты о нем.
