Что засаду устроили гоблины, Аррой понял почти мгновенно. Уворачиваясь от мощного, с оттягом, удара, эландец мимоходом пожалел, что горцы приняли сторону Годоя. Когда-то они Рене понравились, но война есть война. Эландец крутнулся, ушел в низкую стойку, рука противника окрасилась кровью — и узкое лезвие тут же вошло ему в бок, пробив прочный кожаный доспех. Нелюдь, удивленно вскрикнув, опрокинулся навзничь и затих. Клинок эландца, откованный и закаленный смуглым оружейником, иногда привозящим в Эланд баснословно дорогое, но безупречное оружие, не подвел. Счастливчик выдернул шпагу из мертвого тела и не оглядываясь пошел вперед.
4
Феликс наконец добрался до нижнего ящика личного письменного стола Филиппа. Дни новый Архипастырь проводил в беседах с высокопоставленными клириками, церковных церемониях и написании неотложных писем, с трудом выкраивая время на сон и еду. Ночами он упрямо разбирал личные бумаги покойного и делал это, с тех пор как дождавшийся решения конклава Роман умчался в свое Убежище, один.
С бюро из корбутского дубца пришлось возиться три дня. Феликс едва не счел работу законченной и собрался прилечь хотя бы на пару часов — предстояло рассветное бдение, как обнаружился потайной ящик. Там лежал лишь старый, изгрызенный то ли веками, то ли крысами пергамент и несколько листов бумаги, на которых почерком Филиппа были старательно воспроизведены уцелевшие куски документа, а над разобранными словами другим цветом надписан восстановленный текст. Тот самый «Комментарий к так называемому Пророчеству», о котором пару раз упоминал Филипп и который они с Романом сочли утраченным.
Время придет, когда прошлое с прошлым сольется,
В связи греховной смешав убиенных с убийцей.
Лед перекрестит огонь, Свет побратается с Ночью,
В чью бесконечность ушли слывшие вечно живыми.
Но из старинной вражды, боли, разлуки и смерти
Новый пробьется росток, вырастет странное древо,
Где средь обычных ветвей будут железные ветви.
Время, бездушный кузнец, молотом тяжкого рока
В горне беды раскалив два тяжкоструйных побега,
В точно отмеренный час откует два меча небывалых.
Гибелен первый клинок, опасен живому дыханью,
Яд на его острие, он беспощаден в бою,
Но смертоносный разбег остановит достойный соперник,
Ибо второй из мечей скован, чтоб Жизни служить.
Встретятся в миг роковой два сына единого древа,
Кто же из них победит и какою ужасной ценой?
Над последующими страницами грызуны потрудились так, что разобрать написанное не взялся бы сам Проклятый. «Вернее, — мысленно поправился новый Архипастырь, — сам Эрасти Церна». Филиппа смысл манускрипта, видимо, очень занимал. На полях Феликс прочел: «Единый корень… Эльф-предок, согрешивший с человеком? Человек, согрешивший с нелюдем? Два меча? Михай Годой и Рене Аррой? Неужели ничего нельзя…»
5
Парадный колет Рене был залит кровью. К счастью, чужой. На эландце пока не было ни царапины — герцог словно сросся со своей шпагой. Клинок адмирала был несколько тяжелее, чем принято в Арции, но Рене управлялся с ним легко и свободно, радуясь, что не сменил любимое боевое оружие на парадное, совершенно не приспособленное для подобного боя.
Драка шла по всей пади. Заросли разделили дерущихся, и битва распалась на отдельные поединки. Никто не знал, что творится в двух шагах от него, о происходящем можно было лишь догадываться по доносящемуся из-за сплетенных ветвей шуму: стуку клинков, одиночным выстрелам пистолей, глухим шлепкам падавших тел, крикам, стонам, рычанию. Определить, где свои, а где чужие, Аррой не взялся бы. Он и еще несколько эландцев и «Серебряных» упорно шли вперед, прикрывая друг друга. Враги больше не стреляли — да и толку-то от арбалета в рукопашной…
Тисовая падь бурлила, иногда Рене и его люди оказывались на острие атаки, чаще кипящая круговерть боя выбрасывала вперед других. Прямо на них, пятясь, вывалилось несколько чужаков, быстро смекнувших, что попали между молотом и наковальней.
Рядом с Рене, нелепо разбросав руки, упал молодой таянец. Потратив на его убийцу лишь один стремительный выпад, герцог схватился с настоящим богатырем, темные доспехи которого пересекала багровая полоса. На сей раз соперник адмиралу попался достойный, он не только превосходил Рене по силе и был выше чуть ли не на голову, но и оружием владел почти столь же безупречно, как и сам Аррой. Но только почти.