– На Киросе нет комендантского часа, и кафе на набережной всегда переполнены далеко за полночь. Немцы могут изменить многое, но только не наш образ жизни.
В этот момент вошла Катина и поставила на стол поднос.
Она обернулась, откинув со лба прядь волос.
– Боюсь, что здесь совсем немного – козий сыр и оливки, но зато хлеб совсем свежий. Моя тетушка испекла его утром, когда я уезжала.
– Но это все так прекрасно выглядит, – сказал Джой Бойд, и она, краснея, налила четыре чашки кофе.
Ломакс у огня надевал рубашку и свитер, и когда повернулся, увидел ее стоящей позади себя с чашкой кофе.
Она смущенно улыбнулась:
– К сожалению, сахара нет.
На ее миловидном бледном лице под глазами темнели круги. Черные волосы были забраны назад и аккуратно перевязаны лентой. Из-за ее усталого вида и совсем не детского взгляда, какой он встречал в последнее время довольно часто, трудно было определить, сколько ей лет – шестнадцать или семнадцать.
Он улыбнулся и отхлебнул кофе.
– Совсем неплохой кофе. А почему ты сама не выпьешь?
Она отрицательно покачала головой.
– Моя тетушка ждет меня к ужину.
На ней было полинявшее, застиранное и перешитое платье и старомодная мужская куртка, на два размера больше, чем надо, перехваченная в узкой талии поясом.
Ломакс легонько провел пальцем по воротнику куртки:
– Шотландский твид. Где ты это достала?
Она вспыхнула, и он с сожалением понял, что задел ее самолюбие.
– Новую одежду здесь раздобыть совсем невозможно, – ответила она. – Эту куртку мне дал мой друг, мистер Ван Хорн.
– А вы знакомы с Оливером Ван Хорном? – с удивлением спросил Ломакс.
– На Киросе каждый знает мистера Ван Хорна. Он прекрасный человек.
– Он все еще живет на своей вилле за городом? – спросил Алексиас.
Она кивнула.
– Немцы его не беспокоят. С тех пор, как умер старый доктор Дуплас, мистер Ван Хорн занял его место. Здесь, на острове, он единственный врач.
– А я и забыл, что он изучал медицину в молодые годы. Вот что еще роднит его с Сомерсетом Моэмом. Я много бы дал, чтобы встретиться с ним.
– Кто знает, может быть, вы и встретитесь, – сказал Алексиас, отрезая себе кусок сыра. – Катина, я хочу с тобой проехать в город. Как ты думаешь, это безопасно?
Она согласно кивнула.
– В такую теплую ночь на улицах должно быть полно народа.
Алексиас повернулся к Ломаксу.
– Я вернусь рано утром. Мне надо кое-что уладить. А вы с Бойдом можете спать здесь, на чердаке.
– Я иду запрягать лошадь, – перебила его Катина. – Если я задержусь, тетя Сара будет беспокоиться.
Дверь за ней закрылась, а Ломакс надел китель и взял бинокль ночного видения.
– Пойду помогу ей, а потом посмотрю вокруг.
Алексиас налил себе еще кофе и подошел поближе к огню. От его овчинной куртки сразу же повалил пар.
– Буду готов минут через пять. Дайте только немного обсохнуть.
Пока Бойд налегал на хлеб и сыр, Ломакс, пройдя через кухню, вышел на крыльцо, пересек двор и остановился в дверях амбара.
На балке висела старая масляная лампа, и в ее свете Катина Павло запрягала лошадь. Под его ногами скрипнули доски пола, и она тут же схватилась за ружье, которое было прислонено к стене возле нее.
Увидев его, она облегченно вздохнула:
– Это вы, капитан Ломакс.
– Так твой дядюшка сообщил тебе мое имя?
Она кивнула.
– А вы моложе, чем я вас представляла. Гораздо моложе.
Он слегка нахмурился.
– Боюсь, что я не совсем тебя понимаю.
– Даже на Киросе слышали о Ночном Пришельце, – объяснила она. – И о том, что вы совершили на Крите. В прошлом месяце во всех кафе только и было разговоров, как вы похитили немецкого генерала на Родосе и тайно вывезли его в Египет. Даже немцы не смогли удержать это в секрете.
– Все эти истории обыкновенно раздуваются – запомни это.
Она перебросила вожжи через голову лошади и быстро закрепила хомут.
– А ваш греческий очень хорош, даже слишком хорош для иностранца.
Он усмехнулся:
– Я еще мальчиком провел пять лет в Афинах. Мой отец работал там в британском посольстве.
– Понимаю.
Она начала выводить лошадь из стойла, и Ломакс поспешил к ней:
– Помочь тебе?
Она кивнула:
– Повозка там, в углу. Если можно, прикатите ее сюда.
Он без труда подкатил легкую двуколку, и она задом завела лошадь между двух оглоблей. Он привычно укрепил упряжь с одной стороны, а она – с другой.
