— Мне нужна моя жизнь. Я хочу ее вернуть. — Она издала странный звук, нечто среднее между смехом и рыданием. — Господи! Иногда мне кажется, что я даже была бы рада вернуть Гриффина, если бы это было возможно.
— Но это невозможно, — решительно возразил Гарри. — Гриффин умер. Отправляйтесь на Лонг-Айленд — и последуете за ним.
Она вцепилась в его куртку.
— Если я останусь, то стану Барбарой Конвэй, а Алессандра Ламонт умрет.
— Да, и, вероятно, наступило время, когда вам пора от нее избавиться.
При этих словах она подняла голову. Ее глаза были широко раскрыты, на ресницах дрожали слезы. Нос Гарри находился в нескольких дюймах от ее носа, а рот настолько близко от ее рта, что он мог бы поцеловать ее. Только тут он внезапно осознал, что держит ее в объятиях, а также то, что эти объятия предназначались не для одного лишь утешения.
Теперь он ощущал ее как женщину, тело которой было нежным, а груди высокими и полными. Он также ощутил упругость ее бедра, его изгиб. Все это воспринималось как обещание чего-то невероятного.
Внезапно он словно утратил свою неуклюжесть — одна его рука обнимала ее талию, другая оказалась на шее под волосами. Обнимать ее было приятно и удобно, будто он занимался этим всю свою жизнь.
Для него не составило бы большого труда наклониться и поцеловать ее в губы. От нее пахло кофе и шоколадом, и он знал, что на вкус ее губы окажутся сладкими.
Но Гарри не сделал этого последнего движения, и она тоже не двигалась. В течение некоторого времени они так и оставались неподвижными, будто их подвесили в воздухе, и едва осмеливались дышать.
Тикали часы, шли секунды, минуты… Почему она не отстранилась? Хотела, чтобы он поцеловал ее? Черт возьми! Что же он делает? Поцеловать ее было бы чистым безумием.
Гарри медленно наклонил голову, и она не отстранилась, напротив, подняла к нему лицо и…
За их спиной отворилась входная дверь. Алессандра отпрянула от него и вскочила на ноги.
Во взгляде Джорджа Гарри прочел, что от напарника не ускользнуло стремительное движение Алессандры.
— Все чисто. Ник ждет вас в доме.
Алессандра вытерла ладонью все еще влажное лицо и без особого успеха попыталась привести в порядок волосы, хотя понимала — пока ей не дадут умыться и сменить одежду, она по-прежнему будет выглядеть убого.
— У тебя есть носовой платок? — спросил Гарри. Конечно, у Джорджа он был. Детектив молча протянул его Гарри, а тот, в свою очередь, передал его Алессандре.
— Мы придем через секунду, — сказал Гарри напарнику.
Джордж тотчас скрылся, плотно закрыв за собой дверь, а Алессандра принялась вытирать глаза и сморкаться.
Что ему полагалось сказать? Должен ли он извиниться за то, что чуть было не поцеловал ее? А может, за то, что не использовал удобного случая, когда мог бы это сделать? Вероятно, было бы правильно показать свое влечение к ней именно таким образом — выложить карты на стол и вести себя сообразно ее реакции.
Когда Алессандра перевела дух и обрела способность говорить, Гарри уже знал, что ему предстоит услышать. Конечно, он застал ее врасплох, в момент эмоционального кризиса. Она будет ему признательна, если впредь он будет держать свои блудливые руки подальше от нее.
Однако вместо этого она сказала совсем другое:
— Не хочу, чтобы они думали, будто я плакала. Пожалуйста, не говорите им, ладно?
Неужели она совсем не заметила того, что он чуть не поцеловал ее?
Гарри откашлялся, чтобы голос его звучал тверже:
— Не скажу.
Алессандра с тревогой повернулась к нему:
— Вы думаете, они не догадаются?
Гарри разглядывал ее обведенные черными кругами глаза, все еще красные и опухшие, покрасневший нос, разводы на щеках, оставленные пролившимися слезами, там, где они смыли косметику. Интересно, а если бы он ее поцеловал, она по-прежнему делала бы вид, что не заметила этого? Притворялась бы, что ничего не произошло?
— Да, — ответил он.
— В этом нет сомнений, да?
Он вытащил из кармана темные очки и протянул ей:
— Возьмите. Это поможет.
Надевая их, Алессандра застенчиво улыбнулась, и они вошли в дом.
