— А… — когда я хочу произвести впечатление на девушек, пусть даже на больничных сиделок, приехавших со своей знойной родины на заработки в мою страну, я никогда не ругаюсь матом. Почти никогда. — …его знает.
Директор покачал головой и присосался к бутылке с минералкой. Выпив половину, он произнес:
— Ты станешь публичным мужчиной.
— Зачем?!
— Ну, не мне же им становится. Ты на меня посмотри.
Я посмотрел. Лысая, непропорционально большая голова, с небритыми впалыми щеками и кожаной бородкой индюка под подбородком, красные от вечного недосыпа глаза и переломанный боксерский нос. Он был одет в мешкообразную кофту, которая болталась на нем как на вешалке. Воскресенье. Типа выходной.
— А, по-моему, очень даже ничего, — вставила Татьяна. — Мужикасто.
— Вот и я об этом же, — согласился Директор. — Мы тебя сделаем super-star. Шоу идет десять лет, десять лет ты у нас скромный главред. Твое опубличивание станет свежей струей, которую мы так долго искали.
Осмысливать идею я отправился в кафельно-никелерованную комнату, где из меня потекла мощная струя, совсем не претендующая на свежесть. Аналогия мне понравилась, и потом я долго смотрелся в зеркало, представляя себя выходящим на сцену в красном пиджаке, белых штанах и с открытой волосатой грудью. Зал… Нет, стадион взрывается орней и гвалтом: «Вася! Вася!! Вася!!!». Я машу им руками и ногами, а потом совместно с хором Вооруженных Сил начинаю хрипеть гимн: «Ты попал на TV». И вот уже многотысячная толпа поет вместе со мной и раскачивается в такт… Я наставляю на них пулемет… Где же ваши ручки?!?! … Сотни зажигалок и свечек, которые, как маленькие маячки, освещают путь мятущимся душам поклонников и фанатов. Пулемет дергается в руках: та-та-та-та-та-та…
Вернувшись в палату, я выдвинул альтернативное предложение:
— Продолжаем раскручивать Шуру.
— Как? — спросил Директор, с непониманием рассматривая свои пальцы.
— Элементарно Ватсон. Мизансцена следующая: Шура на работе — борьба за Шоу, за электорат, за демократию. Шура в больнице — борьба за жизнь смертельно больного пациента, начиная от вызова скорой до послереанимационных процедур. В больнице наверняка вели съемку для страховой компании с момента поступления больного. Нарежем, кое-что доснимим. Message что надо! Спрессованные в мгновения годы работы на благо народа и растянутые на целую вечность мгновения борьбы за жизнь одного человека. Отсюда мораль — успех и трагедия всегда рядом. Никто не забыт, ничто не забыто. Добавим блиц-интервью с коллегами и врачами. В итоге получается серий двенадцать по 40 минут плюс реклама. Я правильно мыслю?
— Правильно, — подтвердила Таня, быстро строчившая за мной в блокнот.
— Ну вот. Часть вопросов передадим на канал «Больница». Дальше надо подключить команду «Совершенно секретно». Им ведь тоже рейтинг поднимать надо. Подкинем кое-что для объективного фильма-портрета. Кому нужна смерть Шуры? Кто враги Шуры? Страна скорбит, а кто-то радуется. Кто? И так далее. Жалко Шурка не был садоводом-любителем. Мы бы про него передачу запустили на канале «Наше поле». В прошлую уборочную Шура заложил в закрома родины двадцать банок варенья! Представляете, какой резонанс!?
— И все равно, долго мы не продержимся, — высказался, помолчав, Директор. И он был, мать его, прав. — Вся эта байда прокатит где-нибудь с месяцок, да и то, к концу месяца надоест. Это все прошлое. Люди это еще не осознали, но как только…
— У тебя есть конкретное предложение?
— Так я его уже сказал. Услышь меня! Заклинаю!
Я принялся протестовать. Больше это походило на постанывание относительно моей нелюбви к продажной прессе, наглым телевизионщикам, глупым политикам, вечной суете и недосыпу. А еще я не люблю ходить в серо-черных костюмах со строгим галстуком, по узлу и цвету которого люди будут узнавать, в каком я сегодня настроении. Но мои веские аргументы оказались неспособны пробить неколебимую броню уверенности, читавшуюся в глазах Директора.
— Нет, конечно, твои мысли весьма дельные и в целом очень прикольные… Мы их обязательно… но понимаешь… Нам обороняться нельзя. Только вперед, иначе сомнут. А «перед» — это ты — ближайший друг и сподвижник. Поэтому мизансцена следующая: Вася на работе — борьба за Шоу, за электорат, за демократию. Вася в больнице — борьба за жизнь смертельно больного друга. Дальше самое главное. Новое архи-Шоу: Что происходит за кулисами фабрики демократии? Как готовятся задания для Кандидатов? Кто это все придумывает? Кто стоит между народом, который выбирает и Кандидатами, которых выбирают? Message получается не хуже твоего: воля народа превыше всего, мы каждого услышим, поймем и дадим возможность высказать индивидуальное мнение, а те кто мешает нам это делать — враги простого народа. Отсюда мораль — Василий Иванович Петров, то есть ты — самый главный защитник демократии. Игровой съемки добавим чуть-чуть и… Полное reality! В квадрате! В кубе!
