Зазвонил телефон, и она невольно вздрогнула.
– Ты меня искала? – спросила Мая. – Не знаю. Вряд ли. Что-то устала я. Кто у вас?
«Кто у вас». У нас тот, кто тебе нужен. Но ты никогда не спросишь об этом прямо. Почему? Разве можно что-нибудь скрыть на этом острове? И зачем скрывать? Что мешает вам быть вместе всегда? Нелепые люди.
– Она не придет, – сказал Стах. – Я ее знаю.
Да, ты ее знаешь. А вот любишь ли? Наверно, тебе казалось, что любишь. Мы забываем, как выглядит любовь, пока не посмотрим ей в лицо. Ты был в Москве, и ты посмотрел ей в лицо. И теперь ты очень несчастен.
Вернулась с улицы Маринка. Схватила со стола кусок хлеба и села смотреть телевизор. Загорела как цыганка. Карманы полны семечек.
– Дядя Стах, хотите подсолнухов?
Они смотрят телевизор и грызут семечки.
– Дядя Стах, вам в Москве понравилось?
Стах долго молчит. Потом говорит:
– Понравилось.
– Вы в парке имени Горького были?
– Был.
– Кривые зеркала видели?
– Не пришлось.
– Эх вы, – говорит Маринка и одергивает платье в горошину. – Я была в Москве. Когда была маленькой. Так мне больше всего понравились кривые зеркала. Такая смехота, просто ужас.
Она пыжится, надувает щеки, – хочет изобразить, какой была в одном из зеркал.
– Дядя Стах, вам нравится мое платье?
– Нравится.
– Вы бы хотели, чтобы такое платье было у тети Май?
– Ступай ты, красавица, спать, – говорит Ольга. – А ты просыпайся, – она садится на диван и тормошит Сергея. – Просыпайся, имей совесть!..
– Я, пожалуй, пойду, – говорит Стах. – Нельзя принимать цивилизацию в таких больших дозах, – он кивает на телевизор. – Особенно без привычки. Она на меня действует.
– Посиди, куда ты? – говорит Сергей.
Он умеет стряхивать с себя сон. Только глаза красные и губы припухшие, мягкие, как у ребенка. Он протягивает руку к телефону.
– Дежурного по шахте, – говорит он. – Павлик, ты? А кто это? Рябинин? Разве ты сегодня дежуришь? Ну ладно. Разберемся. Что там слышно на подэтажах? Работают? Дозвонись на восток, узнай, сколько прошли. И позвони мне.
– Опять Рябинин дежурит? – спросила Ольга. – Он дежурил позавчера.
– Он подменяет Павлика, – сказал Сергей.
– Тогда он тоже подменял кого-то. Это просто свинство. Эксплуатируете мальчика, потому что он только что кончил институт и не умеет за себя постоять.
– Что ты шумишь? – спросил Сергей. – Меня он не подменял. И Стаха тоже.
– Это у Павлика от скромности, – сказал Стах. – Он считает, что незаменимых людей нет. И всегда просит, чтобы его заменили.
– Я с ним завтра поговорю, – сказал Сергей. – На планерке, при всех.
Он был зол. Но он знал себя. Он знал, что до завтра злость пройдет. Как давно прошла она на Майку. Он не любил напоминать друзьям юности, что он их начальник А когда приходилось напоминать, он долго потом чувствовал себя виноватым. Когда-то он думал, что с друзьями легче работать. Теперь он все чаще думал иначе.
Ольга выглянула в распахнутое окно. За окном была чернота, какая бывает только на юге. Там, где кончались огни, она была еще гуще. Вспыхнула дальняя зарница, не поколебав густого мрака.
Стах появился на крыльце, постоял, спрятав руки в карманы своего военного кителя, и зашагал по пустынной улице к своему дому.
Долго и четко звучали в ночной тишине его шаги.
«А что, если Томка вправду прикатит?» – мелькнуло в голове. И Ольга почти испугалась этой мысли, потому что любила Маю и желала ей счастья.
Одиноко уходил Стах.
Темнота шевелилась вокруг. В ней притаились запахи ночных трав, шепот и поцелуи влюбленных, стук их сердец. Темнота была такая, будто кто-то вдохнул всей грудью и задержал дыхание.
Трудно тому, кто посмотрел в лицо любви.