— И вы, значит, выудили про меня.
— Про тебя, — спокойно подтвердил Скелетон. Тонкие и бесцветные губы его почти не шевелились — будто и не ртом он говорил, а чем-то иным. Чревовещатель хренов!
— Надеюсь, ты не в обиде, что мы про тебя узнали некоторые вещи. Думаю, и тебе было интересно послушать.
— В общем-то, не очень…
— Ну, извини, если не угодили.
— Да ладно, проехали, — я выдержал испытующий взгляд Скелетона и повернулся к Тимуру. — Куда больше меня интересует, куда они дели мою семью — братишку и родителей.
Скелетон переглянулся с Тимуром. Вопрос не был для них неожиданным, но с ответом они все же малость замешкались.
— Видишь ли… — неторопливо начал Тимур, но Скелетон тут же перебил его.
— Заморозка, — выдохнул он. — Думаю, тебе лучше узнать и про это.
— То есть? — я непонимающе нахмурил брови.
— Понимаешь, ты для них оказался золотым орешком. И на предмет полетов тебя кололи не день и не два… Словом, тебя замораживали, помещали в капсулу на какое-то время, проводили опыты и снова размораживали. Эти бараны надеялись произвести вакцину, которая наконец-то подчинит тебя и раскроет секрет левитации.
— Сколько? — еле слышно прошептал я. — Сколько прошло времени?
— Ну… Если верить информации, закаченной преподам, тебе уже… — Скелетон вновь переглянулся с Тимуром. — В общем, ты, Кустанай, старше нас всех чуть ли не втрое.
— Сорок один год, — тихо подтвердил Тимур. — Именно столько тебе должно скоро исполниться. Значит, твоему брату уже тридцать три, а родителям…
— Много, — снова перебил его Скелетон. — И скорее всего, найти их уже невозможно.
Я стоял оглушенный. Сказанное не доходило до моего сознания. То есть я многого не помнил — можно сказать, совсем ничего не помнил. Но ведь были сны. Была картинка с толстощеким мальчуганом — с Антохой. А еще были руки — теплые и ласковые. Я так и чувствовал их на своем лице. Были голоса, а один раз… Один раз я почти воочию увидел себя сидящим на плечах рослого мужчины — отца. Меня качало от его великаньих шагов, я ухал и ойкал, кажется, даже хохотал. И все ждал, когда же отец повернет голову, когда я рассмотрю, наконец, его лицо, загляну ему в глаза. Но он все не поворачивался, и сказочный сон заканчивался ничем. И все-таки оставалась куцая надежда. Что вот когда-нибудь я вырвусь из Ковчега и кто-нибудь мудрый, вроде того же Хобота, подскажет мне адрес. И тогда никто бы меня не удержал в Ковчеге. Сбежал бы в тот же день. И дошел бы до них — пешком, по железке, на транспорте — как угодно! Я почти не сомневался, что однажды все именно так и случится. Надо было лишь набраться терпения и ждать. Как ждали и другие обитатели Ковчега.
А теперь… Теперь все разом обрушилось. Точно фарфоровая старинная чашка, сказка, кувыркаясь, ударилась об пол, разлетелась в зубчатые брызги.
Развернувшись, я бросился бежать. Слезы душили, горло точно сжала чужая костлявая рука. Я промчался мимо удивленного Каймана, понесся мимо вереницы бойцовских окон. Дынеобразный наблюдатель выплыл мне навстречу, но мне сейчас лучше было не попадаться. Я прыгнул что есть сил, занося руку. Электронный наблюдатель попытался юркнуть повыше, но я достал его и там, волейбольным ударом отправив в стену. Крутанувшись, напичканная электроникой «дыня» ударилась в стену и сочно хрупнула. Еще секунда, и потерпевшим крушение лайнером она рухнула на пол. А я, перелетев через него — не перепрыгнув, а именно ПЕРЕЛЕТЕВ, — припустил по пустынному коридору.
* * *
Было время — именно здесь, в оранжереях, мы часами просиживали с Тошибой. В первые недели своего пребывания в Ковчеге он частенько убредал в теплицы. То есть либо сюда, либо к телефону. А что? Тепло, тихо, и камер слежения почти нет, — всегда можно найти надежный и уютный закуток, даже и поплакать запросто, не боясь, что кто-нибудь увидит. Тошиба это место любил. Он среди ребят вообще поначалу чувствовал себя неважно. Тихоголосый, не наглый, на Хому с Дустом совсем даже не похожий. Если толкнут — не ответит, окликнут дрянным словом — не огрызнется. Таким в интернате всегда было несладко.
В общем, этот пухляк сидел обычно на корточках под огуречными листьями и что-то такое высматривал в зарослях. Ну а я индейскими шажочками подкрадывался со спины и тыкал указательными пальцами ему под мышки. Шутка не самая умная, но Тошиба до того уморительно подскакивал да ойкал, что настроение мое мгновенно повышалось.
