В общем, Хобот не соврал. Озеро Зыбун было не слишком большим, но и не маленьким. Как-никак подросло за десятилетия. Все живое растет, вот и оно росло. Дышало кислородом, глодало себе потихоньку берега и разрасталось. Специальные службы его барьерами огородили, — в этих барьерах оно и колобродило. Но с виду было обычное — вода как вода. Хотя… Было все-таки отличие. Если приглядеться — заметишь. Озеро не искрилось и не блестело под солнцем. Знаете, бывают такие блестки-чешуйки, от которых слезы текут. А тут ничего подобного не было. Пепельная такая водица. Все равно как при пасмурном небе. Только вот закавыка — туч-то на небе не было! И даже облаков не наблюдалось! Совсем-совсем. Солнце, значит, сияло во всю ивановскую, а вода не блестела.
— Пришли, — почему-то шепотом произнес Кайман, и это тоже было странно, поскольку утробный голосок Каймана раньше прочих стал ломаться, превращаясь в нечто взрослое и басовитое. Шептать он в принципе не умел, а тут, видимо, напрягся.
Мы стояли на берегу и глазели на озеро, о котором нам рассказывал накануне Хобот. И ведь странно он про это озеро вспоминал! Начал даже не с озера, не с истории загрязнения планеты, а с Марка Твена. Был такой в старину писатель — про парнишку Тома Сойера что-то разудалое писал — о приключениях, поисках золота, о пещерах. Но Хобот поведал нам совсем про иную книгу, которой Марк Твен как раз не успел написать. Только в черновиках что-то такое набросал. Вроде как там знаменитый американец хотел преподнести все тех же своих главных героев — Тома Сойера, Гекльберри Финна и Бэкки Тетчер, правда, уже основательно постаревших, спустя много-много лет. Типа, сидят они уже старенькие да седые на берегу реки Миссисипи и сокрушаются. Жизнь, мол, прошла, годы убежали, а ничего хорошего люди не построили, какого-то там светлого будущего так и не создали. А ведь об этом мечтали, к этому вроде шли, и что в итоге?
Грустно как-то это все Хобот озвучивал. И главное, не очень понятно — к чему? А потом вдруг с реки Миссисипи учитель на это озеро перескочил. Начал рассказывать и увлекся… Вот и я смотрел сейчас на озерную гладь и силился понять, что же именно Хобот имел в виду. Мысли жуками елозили в голове, от них было неприятно и щекотно. Даже температура у меня, наверное, поднялась на градус-полтора. Но к каким-либо определенным выводам я так и не пришел. Озеро было как озеро, и даже каких-то особых барьеров вокруг него я не разглядел. Торчали какие-то ветхие штакетины на противоположном берегу, и все. Ни тебе стен, ни тебе простеньких заборов. Да и растительность по всему побережью была самой обыкновенной: сосны да березы, трава да песок с камнями. Дальний берег более низменный — весь в полянах и кочках, на нашем, окаймленные зарослями шиповника, красовались внушительные скалы.
Учитель говорил, что когда-то Зыбун считался лечебным сапропелевым озером. И называлось оно даже как-то иначе — более мирно. Рачки тут хитрые обитали, рыбешка всякая, щуки. Ну а илом можно было тело натирать и вроде как излечивать разные хвори. Народ сюда табунами съезжался — рыбу ловил, костры жег, в иле бразгался. Кто поумнее — с флягами приходил да с ведрами, чтобы, значит, ила начерпать. Ну а рядом предприятие какое-то шуровало, химики свалку отходов организовали совсем близко от воды. Поначалу-то ничего, жители только роптали. А потом, когда завод переоснастили, он такую муть погнал, что живо затопил все свалочные котлованы. И вся эта, значит, бурлящая пакость начала разливаться по полянам, потихоньку приближаясь к озеру. Кто-то возмущался, местные даже плотину пытались строить. Только там кислота какая-то перла, и ничто ее сдержать не могло. Когда грязная пузырящая масса соприкоснулась с озером, пар аж до небес взметнулся. Только тогда чиновники обеспокоились, взялись спасать озеро. Словом, история там долгая, но мудрили не только с химическим составом, но и с биофлорой озера. Что называется, домудрили. Получили, по словам, Хобота нечто настолько уникальное, что и с загрязнением покончили, и с самой свалкой. Озеро Зыбун тихой сапой все растворило, и до заводика добралось. То ли по подземному тоннелю, то ли ручейком каким дотянулось, только однажды утром, стены заводика начали одна за другой рушится. И лаборатории, и агрегаты с трубопроводами — все пропало за считанные дни. С озером потом кучу опытов проводили, пробы брали, увозили куда-то. А после тотальной чипизации все поуспокоилось.
