сам он очутился изгнанником на чужбине. Но прошли годы, — и он с товарищами основывает там Международное Общество Рабочих и руководит его работой, опираясь на свою могучую способность убеждать людей. Оказалось, что и для этой организации не пришло еще настоящее время: сначала она росла и расширялась, но потом обнаружилось, что в ней сошлись слишком разнородные элементы. С трудовыми пролетариями — людьми единства и товарищеской дисциплины — не могли ужиться анархисты, представители частью озлобленного мелкого мещанства, гибнущего под ударами капитала, частью пролетариев полубосяков, непрочно связанных с производством, недостаточно воспитавшихся на нем. Анархисты раскололи организацию, и она вскоре замерла.
Она была любимое дитя Маркса… Он, конечно, не сомневался, что она воскреснет. Но не судьба ему было увидеть это. Он не дожил шесть лет.
Он не видел того, как возродился Интернационал и как за четверть века объединил уже десятки миллионов людей вместо прежних десятков и сотен тысяч. Правда, зато не был он и свидетелем трагического крушения этой великой организации в мировой катастрофе. Но с той же ясной верою, которая вытекает из глубокого знания, соединенного с алмазно-твердой волею, он и в наши дни не усомнился бы ни на минуту в том, что среди всех крушений и бедствий поддерживает теперь нас, его учеников: что новое возрождение еще неизбежнее, еще ближе, чем оно было после первой гибели, что Третий Интернационал настолько же превзойдет боевой и творческой силою Второй, насколько тот был могущественнее своего предшественника, и разрешит, наконец, величайшую из задач истории: воплотить Идеал Социализма…
Маркс — образец человека, то есть работника и бойца. Труд и борьба составляли его жизнь, как они составляют жизнь рабочего класса. И была чиста эта жизнь, как то знамя, которое он нес.
В нем воплотился новый тип, сливающий творческую мысль и творческую практику в одно нераздельное, гармоничное целое. И в этом тоже он принадлежит новому миру.
Одновременно с Марксом жил Дарвин, революционер другой науки, сын буржуазного общества. Когда Дарвин сделал свое великое открытие — о происхождении видов живых существ, Маркс понял и оценил сразу все значение этого переворота. Впоследствии он выразил это, послав Дарвину свое главное произведение — «Капитал». Дарвин даже не стал читать этой книги. Гений пролетарского мира мог понять гения буржуазной культуры, но не наоборот.
Не было отрасли знания, чуждой для Маркса. Все изучал он, всем интересовался его неустанно работающий ум. И в этом он — родной для пролетариата. Мало времени у рабочего, но все надо ему знать: природу, сопротивление которой он побеждает трудом своих рук, общество, в котором он борется, царство науки, у которой он ищет руководства на своем пути.
Гений Маркса — это душа рабочего класса, отразившаяся и сознавшая себя в самом сильном мозгу XIX века.
Идите дальше? — его завет.
Н. И. Бухарин ПАМЯТИ А. А. БОГДАНОВА
(Речь на гражданской панихиде)
Товарищи!
Нас пришло сюда несколько человек, несколько старых большевиков. Мы пришли сюда прямо с пленума Центрального Комитета нашей партии, чтобы сказать последнее «прости» А. А. Богданову.
Он не был последние годы членом нашей партии. Он во многом — очень во многом — расходился с ней. Всем известно, что наша партия, партия «твердокаменных» — как называли ее иронически либеральствующие буржуа — не знает принципиальных компромиссов, не делает трусливых и гнилых идейных уступок и, будучи партией бойцов, бойцов сурового и прекрасного времени, не отличается расслабляющей волю и слащавой сентиментальностью. И не для того, чтобы замазывать наши разногласия и у гроба почившего беспринципно вести торговлю идеями, эклектически соединяя несоединимое, взошел я сейчас на эту кафедру. Я пришел сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он с нашей точки зрения был «еретиком». Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупнейшим художником.
