– «Юбилейный», кстати, тоже совершенно особенная посадочная полоса. Говорят, когда его возводили, начальник космодрома ставил на капот своего «газика» налитый всклянь стакан воды и ехал по взлетке. Если вода расплескивалась, приходилось плиты шлифовать. Несколько сотен алмазных дисков для шлифовки израсходовали. И построили еще два запасных аэродрома для «Коршуна» – на Дальнем Востоке и в Крыму. В своем роде наш аэродром «Юбилейный» – совершенно уникальный.
– А сейчас он используется? – спросила Елена.
– Только если прилетает ну ооочень большое начальство. Или супербогатые люди, имеющие отношение к космосу.
– Это на нем Бабчук разбилась?
Лицо Дениса чуть дрогнуло.
– На нем.
Я знала эту историю, да и деды, конечно, тоже. Помню, они ее при мне обсуждали. В свое время она по разным СМИ прогремела, а потом затухла, вытесненная другими новостями, не менее кровавыми – и все ее благополучно забыли.
Наталья Бабчук была членом совета директоров авиакомпании «Отчизна» и женой президента компании Игоря Бабчука. Входила в список «Форбс» и числилась чуть не самой богатой женщиной России с состоянием около полумиллиарда долларов. Ее компания несколько лет назад приобрела так называемый «экваториальный старт» – платформу в океане, с которой можно запускать ракеты. Платформа болталась где-то на экваторе, в Тихом океане, близ островов Рождества. Говорили – я вовек этого не пойму – что чем южнее ракету запускаешь, тем легче ей взлетать. (Поэтому, кстати, и Байконур на юге СССР, в пустыне заложили.) Так вот, Бабчук эту платформу купила за шестьдесят лимонов евро, кажется – а потом оказалось, что ракеты подходящей для нее теперь нету. Вот и металась Бабчук по миру, пыталась производство этой ракеты наладить. На Байконуре тоже не раз бывала. И вот однажды, взлетев как раз со здешнего аэродрома «Юбилейный» на своем частном самолетике, потерпела аварию. Погибла не только она, но и два пилота и бортпроводник.
– Что там в итоге с самолетом Бабчук случилось? – продолжала расспрашивать Елена.
– Расследование идет, – пожал плечами Денис, – и о результатах я пока ничего не знаю… Но вернемся к нашим баранам, то есть к нашему «Коршуну». После того первого (и единственного) полета и ракета «Родина», и боевой слетавший пристыкованный к ней «Коршун» хранились именно здесь, вот в этом монтажно-испытательном корпусе. Однажды на кровле казахская фирма стала проводить работы – крыша начала течь. Завезли рубероид, складировали по ошибке все в одном месте. К тому же в ту весну шли дожди – а при постройке этого корпуса в нарушение технологии на крыше использовали керамзит. Он пропитался водой, в итоге, с учетом складированного рубероида, нагрузка на крышу превысила допустимую, и она попросту рухнула – прямо на «Родину» с «Коршуном». Восемь рабочих погибли. А в довершение всего топливные баки «Родины» были заполнены газом (таковы условия хранения), и когда их повредили осколки крыши, они взорвались. В результате погибла и ракета, и ракетно-космический самолет.
– И где они сейчас? – вопросила любознательная Елена.
– Порезали, вывезли на металлолом… А крыша МИКа, как вы видите, так и не восстановлена.
На моих дедов было жалко смотреть. Оба совсем сдулись.
Конечно, они слышали эту историю. Не могли не слышать. Но одно дело – ведать о ней абстрактно, и совсем иное – увидеть воочию.
Даже ярчайшее и припекающее совсем по-весеннему солнце, даже яснейшее синее небо не могли поддержать нам настроение, не делали менее резкой боль от разрухи. Прибитые и разочарованные, мы залезли обратно в микроавтобус.
Денис сказал:
– Давайте теперь вернемся в город. Поселим наконец наших новых гостей в отель, и вы все немного отдохнете. А потом встретимся на ужине.
На обратном пути усталость – а может, переживания – взяли свое. И Радий, и Владик заснули прямо в креслах.
Задремала и сидящая между ними Елена. При этом она трогательно преклонила головку на плечо Радия.
Зная, что женщины обычно ничего не совершают случайно, даже во сне, я подумала, что она, возможно, сделала свой выбор.
* * *
Ужин назначили на семь, в кафе на местном Арбате.
