Я была глуха и слепа. Я открываю горы, ледники, лес, я открываю мир. Кому нужна гроза? Я сама — гроза, я и мой конь.
Станислав. Я тоже ничего не видел и не слышал. Но сколько всего узнал за эти два дня.
Королева. Посмотри на мою шею. Сегодня утром медальон скакал, подпрыгивал, крутился, бил цепочкой по плечам. Он хотел бы меня задушить! Смерть, в нем заключенная, кричала мне в уши: «Ты хочешь жить, девочка? Не выйдет!» Я его сняла у себя в комнате. Пусть там лежит. Я его заберу оттуда, когда мне будет столько лет, сколько сейчас эрцгерцогине, и ты меня разлюбишь.
Станислав. Я брошу его в озеро вместе с моими стихами.
Королева. Но ведь я тебя узнала по стихам, Станислав.
Станислав. Да как я мог быть тем, кто написал эти строчки, да еще тысячи других, которые я сжег в деревне.
Королева. Так значит, те стихи, что ты сжег в деревне, были тоже обо мне?
Станислав. Да, о тебе.
Королева. И ты их сжег, потому что боялся, что дом обыщут и найдут их?
Станислав. Да.
Королева. Чтобы их не нашли после моей смерти?
Станислав. И не воспользовались ими после моей. Да.
Королева. После твоей смерти и после моей, какое это все имеет значение?
Станислав. Я не хотел, чтобы моя жертва была опорочена; и чтобы меня опорочили, я тоже не хотел. Тебя бы превратили в героиню, а меня — в героя.
Королева. Это было так оскорбительно?
Станислав. Да, любимая.
Королева. Значит, ты все время обо мне думал?
Станислав. Ты шла за мной, как призрак. Ты была навязчивой идеей. И так как я не мог к тебе приблизиться, мне оставалось только тебя ненавидеть. В мечтах я тебя душил. Я покупал твои портреты и разрывал на мелкие кусочки. Я разрывал их, жег, смотрел, как они корчатся в огне. А на стене видел негативом твое лицо. На улицах городов оно проплывало за стеклами витрин. Однажды я разбил витрину булыжником. За мной гнались, и я проскользнул в какой-то погреб. И просидел там три дня. Умирал от голода, холода, стыда. А ты сверкала на своих горах, как хрустальная люстра, безразличная, как звездное небо. Все самое низкое, что о тебе сочиняли, делало мою ненависть все более прекрасной. Ничто для меня не было достаточно гнусным. Тот текст, что ты читала, один из самых старых. Просто мои товарищи не решились опубликовать другие. Они подзадоривали меня, и я писал. Писал, писал, писал, не решаясь признаться, что это были письма к тебе. Я не просто писал, а писал к тебе.
Королева. Бедный мой, любимый.
Станислав. Ты знаешь, что такое писать и никогда не получать ответа, оскорблять кумира индийского, а тот только насмешливо улыбается.
Королева. Я тоже посылала тебе письма. Мой отец делал воздушных змеев и разрешал мне посылать им записки. Проткнешь дырку в бумажке, и бумажка ползет вверх по нитке. Я целовала записку и говорила ей: «Найди на небе моего любимого». Я никого не любила. Любимый — это был ты.
Станислав. А змеи были принцами.
Королева. Может быть, для отца с матерью. Но не для меня.
Станислав. Не надо на меня обижаться. Во мне еще сидит бунтарство. Но я его направлю против тех, кто желает тебе зла.
Королева. Обижаться на тебя, Станислав! Да я сама дикарка. Никогда не оставляй бунтарства, я за него-то тебя прежде всего и люблю.
Станислав. Для детей жестокости и буйства покой смертелен. Я должен был убить тебя еще там, в спальне, а потом покончить с собой. Окончательный способ любить.
Королева встает и отходит от Станислава. Потом снова к нему возвращается.
Королева. Станислав, ты сердишься на меня за то, что я уезжаю из Кранца?
Станислав. Я умолял тебя уехать.
Королева. Это было когда-то, а теперь ты на меня сердишься.
Станислав. Если бы ты осталась в Кранце, мне пришлось бы уйти.
Королева. А если бы я осталась в Кранце ради тебя, чтобы жить рядом с тобой, если бы я отреклась от власти, ты бы покинул Кранц, ты бы меня покинул?
Станислав. Все, что тускнеет, ужасно — это твои слова. Я очень скоро понял, что такое придворные интриги, ловушки этикета и протокола. За твоей спиной этот отвратительный дух проникает во все твои жилища. Мы стали бы всеобщей потехой. Бежать со всех ног, моя королева, бежать бы нам пришлось, тебе в одну сторону, мне — в другую, чтобы встречаться, как воры, украдкой.
