И вот 5 апреля сорок второго года открылся новый симфонический сезон! Оркестр радиокомитета выступил в зале Академического театра драмы имени Пушкина с одним отделением — более длительного концерта опухшие от голода музыканты дать не могли. Элиасберга привели в театр под руки. Однако за пультом он стоял прямо и твердо. На нем был крахмальный пластрон и фрак, за которыми он отправился из «Астории» домой, на Васильевский остров, под лютым обстрелом. Крахмальный пластрон мог стоить дирижеру жизни… Программа этого первого концерта состояла из «Торжественной увертюры» Глазунова, сцены, вальса и чардаша из «Лебединого озера». Надежда Львовна Вельтер исполнила с оркестром арию Орлеанской девы, а Владимир Иванович Касторский — арию Сусанина. Завершился концерт увертюрой к опере «Руслан и Людмила». Элиасберг вернулся в «Асторию» в приподнятом настроении.
Скоро в городе заметно потеплело. А в середине апреля пустили трамвай. Первый после долгого перерыва вагон, звеня, катил по Невскому проспекту. Женщины, девушки, копавшие в скверах землю под огороды, заслышав забытый трамвайный звонок, побросали лопаты и побежали за вагоном, плача, аплодируя, смеясь. Вагоновожатая с затуманенными от слез глазами била и била опухшей ногой по педали звонка, оповещая всех о новой победе Ленинграда.
Трамвай стал ходить единственным пока маршрутом. Элиасбергу он не годился. А легко ли покрывать огромные городские концы вынужденно неторопливым шагом? Сколько времени уйдет на ходьбу! И Карл Ильич обратился в Смольный с просьбой помочь ему каким-нибудь видом транспорта. Из Смольного позвонили в ГАИ. В ГАИ сказали:
— Приходите.
Инспектор привел дирижера в помещение, где под потолком висели велосипеды — огромное количество машин, мобилизованных в начале войны у населения.
— Выбирайте.
— Я в этом ничего не понимаю.
— Вот эта вам подойдет — «Латвела»; кажется, на ходу, — сказал инспектор и снял одну из машин.
Велосипед не был на ходу. Весь вечер инспектор ГАИ и дирижер провозились над разборкой и сборкой машины. Наконец транспорт для руководителя блокадного оркестра принял надлежащий вид. Теперь у Карла Ильича имелся велосипед, имелись пропуска, разрешавшие передвижение по городу в любое время суток и даже во время воздушной тревоги.
Вскоре появился велосипед и у Бабушкина. Вместе и порознь разъезжали они по делам оркестра, навещали оркестрантов, укрепляя в них чувство нужности каждого, чувства, без которого человеку невозможно заниматься творчеством.
К 1 мая Элиасберг с женой перебрались из «Астории» в здание Филармонии и снова очутились… на седьмом этаже. В те дни относительно безопасными считались подвалы, а Элиасберг, повинуясь причудливой судьбе, забирался в поднебесье. К тому же на кухне потолок оказался стеклянным! При бомбежках новое жилье выглядело фантасмагорически. Друзья, побывав у дирижера на новоселье, сочинили шуточные стихи о том, что новая квартира Карла Ильича — несомненно, лучший в городе дот.
1 мая возобновились концерты в Большом зале Филармонии. Оркестр исполнял Пятую симфонию Чайковского. На этот раз в зале горели яркие юпитеры — приехали операторы кинохроники, чтобы заснять торжественное событие.
Весенней ночью в осажденный Ленинград прорвался военный самолет Красной Армии. Он имел на борту боевой груз: в Ленинград возвращалась рожденная этим городом музыка.
Двадцатилетний летчик-ленинградец
Особый рейс в далекий тыл свершил;
Он все четыре получил тетради
И рядом со штурвалом положил.
Мелькали реки, и клонились рощи,
Когда, превысив скорости предел,
Над ними скоростной бомбардировщик
С «Большой» земли на «Малую» летел.
И били вражьи пушки, и вполнеба
Вставала плотного огня стена,
Но летчик знал: мы ждем не только хлеба, —
Как хлеб, как жизнь, нам музыка нужна.
…В то утро партитуру он вручил
Оркестру фронтового Ленинграда…
Так писала в своей поэме «Седьмая симфония» Людмила Попова. Увы, в то утро, о котором говорится в ее стихах, дирижер Элиасберг раскрыл первую из четырех тетрадей партитуры и помрачнел: вместо обычных трех труб, трех тромбонов, четырех валторн у Шостаковича — вдвое больше. Да еще добавлена громадная батарея ударных! Имеющимся составом радиооркестра симфонию не поднять. Что же делать? Ведь и тех музыкантов, что способны играть, удалось собрать с таким трудом!
