— Так он же старый, наверное.
— С чего это ты взяла? — удивилась Александра Федоровна. — Ему немного за пятьдесят, а на вид так и вовсе лет сорок пять. Они там все спортивные, не пьют, не курят, питаются исключительно «органикой», как они ее называют, и ведут здоровый образ жизни. Да он молодому сто очков форы даст и обгонит! Я так думаю, что он, как узнал о том, что она заболела, решил ее отсюда забрать и к себе увезти, где врачи лучше. Потому и едет. Да я его тебе сейчас покажу! Пошли!
В день приезда Анна показывала мне квартиру, но я не особо всматривалась в детали, а уж расхаживать по комнатам в ее отсутствие мне и в голову не могло прийти. Сейчас же я прошла за Александрой Федоровной в спальню Ермаковой и увидела там на тумбочке большую фотографию, а Ковалева, взяв ее в руки, ткнула пальцем в стоявшего рядом с Анной высокого, симпатичного, представительного мужчину и сказала:
— Вот! Это Алексей! Ты ему пятьдесят лет дашь? — Я помотала головой. — То-то же!
Она поставила фотографию на место и пошла из комнаты, а я — за ней и на ходу спросила:
— Где мои оладушки?
— В кастрюльке на плите. Ты их в микроволновке разогрей, да и чай себе сама сделай, а то мне некогда, — ответила Ковалева и забыла о моем существовании.
«Лучше бы я позавтракала в гостинице, — подумала я. — Все-таки разогретые оладушки совсем не те, что с пылу с жару. Ладно! Не буду привередничать, позавтракаю чем есть, а с обедом и ужином что-нибудь придумаю. Главное, чтобы Александра Федоровна не свалилась, а то подобные нагрузки в ее возрасте совсем не на пользу. Разгромить-то она все разгромила, только вот как бы собирать все в одну кучку не пришлось уже мне. Ладно, авось обойдется. Зато теперь понятно, кто клиент «Гардиана», — они же за редким исключением работают только с иностранцами. Видимо, Анна пожаловалась Ольге на Тихонова, вот Алексей и решил позаботиться о любимой женщине. А что? Для него это не деньги».
Поев и вымыв посуду (на Ковалеву надежды уже не было), я прошла в свою комнату и оттуда позвонила уборщице Марии. И она оказалась первым человеком, который усомнился в моей «легенде».
— Что-то не слышала я, что у Анны Николаевны родственники есть.
Пришлось идти к Ковалевой, отрывать ее от дела и просить подтвердить мою личность.
— Да сестра Женя Анне! Сестра! — раздраженно говорила в смартфон Александра Федоровна. — Не родная, но ближе родной! Вот о чем она тебя спросит, ты ей все расскажи! Сама же знаешь, заболела Анечка наша, а мы ей помочь хотим.
Получив клятвенные заверения уборщицы, что она ради Анны Николаевны на все готова, я выяснила, где она находится, и пообещала срочно приехать. Мария работала нянечкой в комбинате ясли-сад на юго-западе Москвы, и я, посмотрев в Интернете, что столица стоит как вкопанная, решила добираться на метро. К счастью, дорога много времени не заняла, и вот я уже сидела во дворе детсада напротив еще довольно молодой, но насмерть замотанной жизнью женщины, родом явно из деревни.
— Эта работа чем хороша, — начала она, — и все три дочки на глазах, и сама сыта, и домой кое-что из несъеденного прихватить можно.
— Мария, давайте ближе к делу, — попросила я. — Скажите, когда вы утром в среду убирались, вы случайно не уходили, оставив дверь открытой?
— Да вы что! — всплеснула руками она. — Да разве ж я такое когда себе позволю? А то я не знаю, как Анне Николаевне в театре все завидуют! Так и норовят какую-нибудь гадость сделать! Я ключ беру, дверь открываю, захожу с ведром и тряпками и, пока все не уберу, нос оттуда не высовываю! Закончила, вышла, дверь заперла, а потом уже и воду в ведре поменяла и дальше пошла.
— А ключ вы у кого брали и кому вернули?
— Брала у Степаныча, а вернула уже Пантелеичу, они в восемь утра меняются.
— Мария, вы про гадости сказали, а в чем они заключались? — допытывалась я.
— Уж не знаю я, как они в комнату Анны Николаевны пробирались, но подклад ей два раза делали, — прошептала она.
— Чего? — Я непонимающе уставилась на нее.
— Подклад, — повторила она и объяснила: — Это вроде порчи или сглаза.
— Что за чушь? — оторопела я.
