Пока мы ждали неведомого мне Кольку, Ковалева, отведя меня в сторону, тихонько делилась своими соображениями:
— Насчет того, что из гримерки Анны успели что-то вынести, я сильно сомневаюсь. От ее гримерки до сцены, сама знаешь, рукой подать. Она же прима! Ей по статусу не положено по лестницам бегать. А в зале днем или репетиции, или детские спектакли, вечером спектакли — народ постоянно туда-сюда шмыгает мимо гримерки. Бухгалтерия и все прочие, чтобы путь сократить, по своим делам днем только прямиком через зал ходят. Так что лезть днем в ее гримерку не стали бы — рискованно. Тут гад этот скорее на ночь в театре бы остался, чтобы тихонько за собой прибрать, а утром сделал вид, что только что пришел.
Я хотела напомнить, что она собиралась рассказать мне о привычке Анны всегда запирать свою гримерку, но тут появился парень в спецовке, как и заказывали, с монтировкой в руках, и вопрошающе посмотрел на Ковалеву, а та кивком показала ему, куда идти, и мы отправились вслед за ним. Узнав, что нужно взломать дверь в гримерку Анны, он попробовал возражать, но его сопротивление было подавлено в зародыше императивным тоном Александры Федоровны:
— Под мою ответственность!
Ломать — не строить! Дверь с жалобным скрипом поддалась, и мы оказались внутри. Увидев стоявшие на тумбочке банки, я облегченно вздохнула — успели! Ковалева нашла использованные магнитовские пакеты, и я сложила в большой все, что можно было принять внутрь, включая пятилитровую бутыль с водой, а в маленький — то, что было у меня при себе из выданного во временное пользование оборудования (карту памяти с записью я, правда, оставила себе, на всякий случай). Вдруг от двери раздался возмущенный мужской голос:
— Это что за произвол? Вы что творите? Саша! Кто тебе разрешил дверь ломать? И вообще, кто эта девушка?
Я подняла глаза и увидела пожилого, толстого и лысого мужчину, который гневно смотрел на меня.
— Сестра Анны Николаевны. Вот за ее вещами пришла, — объяснила я.
— Ты бы лучше за порядком в театре следил! — напустилась на него Ковалева. — Это, между прочим, в твои прямые обязанности входит! Был бы ключ от гримерки на месте, так не пришлось бы дверь ломать!
— С этим я разберусь! — не предвещавшим ничего хорошего тоном пообещал, как я поняла, директор театра. — Но у Ермаковой же свой есть! Неужели трудно было за ним съездить? А тем временем и второй нашелся бы!
— Аня в больнице, — объяснила я и на всякий случай слукавила: — Это далеко, за городом, а вещи нужны срочно.
Тут подключилась Александра Федоровна:
— Ты, чем орать, лучше распорядился бы, чтобы замок на первое время хотя бы навесной на дверь установили, — не оставлять же Анечкину гримерку без присмотра?
Мужчина от негодования всплеснул руками и воскликнул:
— И где я его тебе сейчас возьму? Может, тебе сначала самой надо было о замке подумать, а потом уже дверь ломать?
— Где хочешь, там и бери! — отрезала она. — Хоть с подсобки в подвале сними! Там же ничего ценного нет и никогда не было!
Оставив их препираться, я вышла из гримерки, потом через служебный вход на улицу, где огляделась. Увидев нужную машину, я оглушительно свистнула, чтобы привлечь к себе внимание, и водитель, все правильно поняв, подъехал ко мне.
— Тебя как зовут? — спросила я, открыв переднюю дверь.
— Игорь. А вы, наверное, Евгения? Во всяком случае, похожи, хоть в жизни и старше выглядите. Садитесь!
— Мама запретила мне садиться в машину к незнакомым дядям, — детским голосом произнесла я и, поставив оба пакета на сиденье, уже нормальным голосом объяснила: — Большой — на экспертизу, маленький — Денисову. Подробностей не будет!
Захлопнув дверь автомобиля, я пошла обратно в театр, а парень даже не попробовал меня остановить: то ли приказа такого у него не было, то ли вид у меня был до того зверский, что он решил не рисковать. Обратно в театр я вернулась без проблем и застала в гримерке Ермаковой уже одну Ковалеву.
— А где Дятлов? — поинтересовалась я.
— Пошел замок искать. Я же пообещала, что иначе здесь на диване ночевать буду.
— Это хорошо, потому что мне надо в подробностях знать, что произошло в театре после того, как я Анну сюда привезла.
