– Учитель, воля твоя… Дозволь слово молвить?
– Говори, сын.
Они поднимались из погребов, покинув молельню Краснопева. Лихарь шёл сзади, отстав на несколько ступенек.
– Учитель, прошу… разреши от бремени, не по силам мне… больше мочи нету стенем твоим быть…
Ветер остановился:
– Что случилось, малыш?
Как же давно Лихарь не слышал этого обращения. Он не поднимал головы, голос прозвучал глухо.
– Пошли меня новый воинский путь ладить, как Белозуба хотел… на пустом месте, из ничего…
Ветер сошёл к нему, взял в ладони лицо. Лихарь стоял бледнее золы. Зубы сжаты, веки зажмурены, ресницы слиплись от непрошеной влаги.
– Что с тобой, малыш? – тихо повторил Ветер.
– И нож благословлённый мои ножны минул… и святую книгу я не сберёг… потерял, ровно безделку ничтожную…
Ветер улыбнулся:
– Ты на себя поменьше наговаривай. Ты же ради безделки этой всю крепость перевернул. Хотя я тебе сразу сказал: такие книги сами знают, что делают. Сколько лет ты её у сердца грел, своей кровью буквицы подновлял! Если ей пришёл срок укрыться на погребальных санях…
Издалека, на самой грани слышимого, долетел трепетный вздох. Звук проницал каменные толщи, плутал в трещинах и закоулках. Двое на ступенях сперва насторожились. Потом узнали голос кугиклов.
– Это просто книга, – продолжал Ветер. – Людское издельишко. Персть рождается и уходит, а вера в сердце живёт.
По лицу Лихаря прошла корча. Он долго молчал, наконец кое-как выдавил сквозь зубы:
– Отряди на невыполнимое… на погибель без вести… Только смотреть не нудь, как подле тебя другие поднимаются… новые… любимые…
– Так вот ты о чём, – улыбнулся котляр.
Обнял Лихаря за плечи, притянул к себе.
– Учитель…
– Что тебе до других? – тихо проговорил Ветер. – Ты – мой первый ученик и всегда останешься им. Я никогда не обещал тебе, что будет легко… Владычица может отмерить другим дарования паче твоих, чтобы я, по оброку, гранил их, словно честные камни… Но кому она вложила в сердце верность превыше твоей? Неужели после всех наших горестей ты ещё не понял, где твоё место?