У Лихаря потёк по вискам пот.
– Учитель… Твоя матушка не страдала… Я…
– Поклянись.
– Я… отец, воля твоя… я… во имя Матери Матерей… я клянусь.
Ветер не спеша сомкнул створки, гася драгоценное сияние смерти. Отдал Лихарю ларчик. Вдруг подмигнул, всклочил стеню волосы:
– Только при себе не носи… Потеряешь, как книгу, вот когда не оберёмся хлопот!
Лихарь попробовал улыбнуться на шутку, не получилось. Клятва была произнесена, но капля жгла руки даже сквозь камень.
– Учитель, – взмолился он. – Не губи душу смятением… Ты мне доверил, а хранить не понуждай… Пусть у тебя в скрыне лежит, с другими сокровищами… а я знать буду… уж раз ты так захотел…
Он не очень надеялся на согласие, но Ветер кивнул.
Они вместе отпирали большой сундук, поднимали кованую тяжёлую крышку. Вместе ставили ларчик-ракушку поверх другого ларца, крупного, сработанного из цельной сувели.
Вынув ключ из замка, Ветер положил руку Лихарю на плечо:
– Инберн поминальный пир сулился собрать. Идём, сын.
Здесь, на юге, бытовал особенный говор. Слово «учельня» они произносили так, что Ознобиша сперва не понял и с надеждой переспросил: «Пчельня?..» Всё же кругом расстилались коренные земли, изобиловавшие оттепельными местами. Здесь даже настоящих коней держать умудрялись, так что… мало ли?..
Другие ребята вволю насмеялись простодушию северянина. Ознобиша в ссору не лез, молчал, улыбался… Насмешки чудесным образом прекратились, когда одному захотелось узнать, откуда его, такую скромницу, привезли.
«Из Чёрной Пятери», – сказал Ознобиша.
«Да ладно!»
Он пожал плечами. Заметил, однако, что желание поделить между собой его скудные пожитки быстро увяло.
«Лишнего-то не ври… а то всякое болтаешь и спотычка, вишь, не берёт!»
«Источником у нас был господин Ветер, – не тая левобережной помолвки, сказал Ознобиша. – А мирским державцем – господин Инберн Гелха. И ещё у меня там братейко остался, дикомыт…»
Он даже пожалел об этих словах, ведь они ничего не доказывали и не объясняли, но старожилам учельни как-то дружно стало не до него. Поскучнели, заторопились в разные стороны… Один лишь парнишка из младших доверчиво задержался и ожидаючи глядел на него. Ознобиша неволей улыбнулся в ответ:
«Чего ждёшь?»
«Чтобы ты спотыкнулся!»
«С чего это?..»
«А дикомыт сущий был или врать опять станешь?»
«В жилой чертог проводи, всё как есть расскажу», – пообещал Ознобиша.
Мальчишка схватил его за рукав, прыгая от любопытства.
«Учитель Дыр говорит, будто на севере…»
«Учитель Дыр?»
«Дирумгартимдех. Он сам из южской губы, имя – язык вывернешь, а поди чуть запнись…»
«Дирумгартимдех», – идя за пареньком, кивнул Ознобиша. Раньше он чувствовал себя сильным и опытным разве только перед Шагалой. Здесь его, кажется, на мах забоялись. Странное было чувство. Ознобиша вдруг ощутил себя принадлежным большой грозной силе, с которой предпочитали не связываться. Сказали бы ему год назад, что родство с Чёрной Пятерью защитит его… гордится заставит… Сквару бы им сюда…
Потом время побежало быстро и незаметно.
Теперь Ознобиша стоял с другими учениками на стене замка, смотрел вниз. Здесь были такие же, как дома, ступенчатые зубцы, удобные для андархского лука, сами стены – раза в два ниже, зато выстроили их на венце склона, крутого, длинного и неприступного. Смешно было равнять с ним береговой откос Царского Волока. Родовой замок Нарагонов, оседлавший холмы ещё в пору усобиц, никогда не захватывали враги. Вечные тучи нередко ползли прямо через Невдаху, наполняя туманом дворы, проникая в нетопленные хоромы, однако сегодня долину было видать до самого дна. Снизу вверх петляла единственная дорога. Сейчас по ней двигался отряд конной стражи и возок, запряжённый терпеливыми оботурами. В мирскую учельню ехали великие гости.
На затяжном подъёме кони шли шагом. Подкованные копыта то уверенно ступали по голой земле, то с хрустом размалывали ледяной череп. Чем выше, тем больше делалось льда.
– Редко бываю здесь последние годы, – покачиваясь в седле, рассуждал пышноусый вельможа. – Кто поверит, что всего двадцать лет назад Ворошок изобиловал оленями для охоты?
