Чангу: Верлен и ветряные люди
Пема Чоки и ее брат принц Тхондуп решили ехать с нами до Тибета, чтобы покататься на лыжах в горах. Подниматься к Чангу вместе с Пемой Чоки было пленительным и радостным процессом постоянных открытий. Она уже не была сказочной принцессой в игрушечном дворце среди тибетских картин, нарисованных на драгоценной ткани, среди нефрита и кресел в худшем английском колониальном духе. Теперь это была простая и выносливая спутница, вдыхающая разреженный воздух на высоте 3700 метров и смеющаяся в лучах солнца, с меховой шапочкой на голове, какую носят на высоких плато зимой. Кто мог бы подозревать, что в ее жемчужно-фарфоровом теле столько силы и упорства?
Сегодня шел снег на протяжении всего пути до вершины горы, откуда ветер все уносил мелкие кристаллики, блестевшие на солнце. Мне до сих пор время от времени вспоминалась история с гонкангом. Как совместить божественную чистоту и безмятежность этих гор, бесконечную сладость неба и простора с вонючим, кровожадным ужасом ламаистской фантасмагории? Однако же и то и другое принадлежит Тибету. Как совместить этих чудовищных богов-хранителей с изяществом Пемы Чоки? Может быть, тайна Пемы Чоки – в какой-то степени тайна и Тибета, и, может быть, она могла дать мне ключ к ее разгадке.
Тем вечером мы несколько часов сидели возле огня, потягивая чанг, сиккимское пиво, которое варят из проса, разлитый в высокие бамбуковые стаканы, которые называются паип. Мы говорили о Верлене и Китсе. Я восхищался тем, как принцесса знает западную культуру, хотя то и дело и смеялся вместе с нею над какой-нибудь ошибкой. Разве храм с греческой статуей для нее не то же самое, что китайский павильон или пагода для нас, – а именно чрезвычайная экзотика?
Потом, не знаю как, Пема Чоки заговорила о том, что ей намного ближе; о лунгпа («ветряных людях»), например, – монахах, которые многолетним крайним аскетизмом и упорной подготовкой добиваются почти полной свободы от тяжести человеческого тела и потому способны преодолевать сотни километров за один день.
– На самом деле они могут облететь Тибет целиком за неделю, – заверила меня Пема.
Она еще рассказала мне, что если бросить камень в определенное озеро, поднимется буря, и о ведьме, которая похоронена у лхасского монастыря.
– Хотя она умерла уже давным-давно, – сказала принцесса, – ее макушка до сих пор каждый день высовывается из-под земли. Только представьте себе, у нее в волосах блохи! Ламы изгоняют ее каждый день, но она сильнее их!
Вот это, а не маленькие храмы с имитацией греческих статуй или гипсокартонные сады, раскрашенные английской гувернанткой, есть почва, в которую действительно уходят корни мировоззрения Пемы Чоки; почва, насыщенная древними мертвецами, где эзотерические стихи и чудотворные откровения могут появиться в каждый божий день, где есть боги, которые занимаются любовью посреди огня.
Естественно, что разговор перешел на яды.
– Будьте осторожны в пути, – сказала принцесса. – В Тибете никогда нельзя знать наверняка. Есть яды, которые убивают так, что никто и не заметит. В Тибете считается, что если отравить человека, которому везет или который богат и влиятелен, то его удача, богатство или власть перейдет к отравителю. Иногда причина отравления еще тоньше. Таким образом люди пытаются унаследовать святость. Великий мудрец рискует тем, что какой-нибудь сумасшедший попытается его отравить в надежде получить бесценное преимущество святого перед обычными людьми – его высокое положение в цикле рождений и смертей. Моего дядю несколько раз пытались отравить по этой самой причине!
– Что? Знаменитого чудотворца, о котором я столько слышал?
– Да.
Я пошевелил угли, и мы выпили еще чанга.
Пема Чоки продолжала:
– Яды, понимаете ли, они почти живые существа. Вам смешно? Вы не верите? Ах, но вы же не знаете, какие странные вещи творятся в этих местах. Я знаю одного колдуна, который приготовил какой-то яд, чтобы убить соперника. Но так уж вышло, что этот соперник заболел и умер собственной смертью всего за день-два до срока, который указали звезды, когда яд будет готов и должен сработать. В общем, у колдуна не было выхода. Когда яд готов, его надо использовать. Колдун должен был либо дать яд кому-нибудь, либо умереть сам. Яд уже был готов и ждал. Он был голоден, разве вы не понимаете? Тогда колдун дал его своей дочери. Яд – он как живое существо. Он живой, у него собственная воля. Страшно? Но в Тибете все страшно!