— Не имейте на меня зла… служба!
— Не разжалобите, — отвечала она полковнику. — И, дабы впредь между нами все стало ясно, я прошу, чтобы отныне ваша нога никогда не переступала порог моего дома… Все!
Да, она сделала все, что могла (и даже больше), чтобы из-за ее доверчивости не пострадали другие люди. Полковник, правда, в доме Энгельгардтов никогда больше не появлялся, а вскоре был спроважен в отставку на генеральскую пенсию. Но однажды Анна Романовна услышала слишком оживленный смех дочерей, веселые голоса молодежи.
— Вера, чего они там бесятся? Одни?
— Да нет, — пояснила дочь, — там Сережа Станкевич пришел, вот и затеяли игру в фанты…
Анна Романовна долго озирала свое отражение в зеркале…
— Сын за грехи отца не в ответе. А Сережа хороший мальчик. Фанты — так фанты. Пусть играют, я не против…
Младшие дочери быстро подрастали, обещая вскоре сделаться завидными невестами, а в жалкой каморке никем невидимая, проклятая и презираемая, не жила, а мучилась в страшном одиночестве вторая дочь Анны Романовны, ни в чем никем не прощенная…
— Мама, — как-то намекнула графиня Девиер, — неужели тебе совсем не жалко и без того несчастную Анечку?
— Нет, — жестко ответила мать, — совсем не жалко…
Милая чистенькая горничная вошла к ней со смехом:
— Какой-то странный господинчик там… просится.
— Почему «странный»? — спросила Анна Романовна.
— Да вроде пыльным мешком из-за угла пришибленный. Еще не старый, а лысина — во! — словно дыра от микитры, хоть на плетень вешай… Явный неудачник!
— Мы все, дорогая, неудачники. Проси его…
Явился жалкий, пугливый человек в затерханном мундирчике чиновника, назвался Егором Андреевичем Геннеманом.
— Сын благородного кассира из Смольного института благородных девиц, состоящий экономом в том же заведении. Честь имею!
— В этом не сомневаюсь, — с иронией отвечала Анна Романовна. — Но… что привело вас ко мне, господин Геннеман?
Геннеман с откровенностью, какой от него, казалось бы, и нельзя было ожидать, цинично заявил, что ему известно о той грязной истории, что случилась в доме благородных дворян, и, зная о положении опозоренной отцом Анны Федоровны, он просит у мадам Энгельгардт дочерней доли приданого, а заодно уж руки и сердца несчастной дочери.
Ну, что ж! В данном случае даже цинизм уместен.
— В руке дочери не отказываю, а что касается сердца, так это уже ваша забота, милейший, — сухо ответствовала Анна Романовна. — Я этой дочерью не дорожу, пусть она станет для вас кассиршей или экономкой, мне безразлично. Впрочем, сударь, согласия на брак с вами добивайтесь у нее сами…
Как и следовало ожидать, отказа не последовало, ибо Анна Федоровна была рада вырваться из домашней неволи и навсегда покинула родительский дом, ставший для нее темницей. Анна Романовна, избавившись от ненавистной дочери, не скрывала удовлетворения и выразилась с простонародной ясностью:
— Девка с возу — кобыле легче. Бог с ней…
Только успела она избавиться от второй дочери, как загорелось любовью сердце третьей — Полины. Девушка плакала, капризно топала туфелькой, крича матери:
— Любила и буду любить назло всем. Люблю, люблю, люблю!
Для матери это было новым потрясением. Сережа Станкевич из милого мальчика-кадета превратился в офицера, он служил в полку «желтых кирасир», юноша был мил, умен, очарователен. Молодые давно объяснились в любви, последнее слово оставалось за матерью, но Анна Романовна и слышать ничего не хотела об их браке — подлость Станкевича-старшего не была ею забыта.
— Любовь… Этого мне только и не хватало! Отцу отказано от моего дома, так теперь его сыночек прозвонил сердце моей Поленьке своими злосчастными шпорами…
Потребовалось вмешательство графини Девиер.
— Мама, — заступалась за сестру Вера, уже достаточно умудренная жизнью, — ну, ладно, пусть Станкевич оказался мерзавцем, но Сережа-то — чистый и благородный юноша. Стоит ли упорствовать, разрушая союз любящих сердец? Подумай сама. Пожалей их…
Старшей дочери Анна Романовна доверяла всегда.
— Но я ставлю жесткое условие, — предупредила она. — И пусть молодые об этом знают: отец Сережи не должен присутствовать ни во время обручения, ни, тем более, на свадьбе своего сына с моей ненаглядной Поленькой… Если же он появится, — заключила Анна Романовна, — я сразу же повернусь и уйду, невзирая на то, что скажут обо мне люди… Об этом моем решении пусть Сережа сразу же оповестит своего отца.
