Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: она бросила ему перчатку. Коннор обезоружил ее тем, что протянул руку, и Энни ничего не оставалось, как пожать ее.
– Да, мы с вами незнакомы. Но вот с вашей дочерью я познакомился в первый же день, как прибыл в Уикерли. И я не мог решить, кто очаровательнее, Элизабет или Софи. Я до сих пор этого не знаю.
– Гм! – хмыкнула Энни, поняв, что он перехватил у нее инициативу. – Софи предупреждала насчет вас, но вы, оказывается, еще хуже.
– Намного хуже, – согласился он с улыбкой.
Энни покачала головой и бросила на Софи нарочито многозначительный взгляд, одновременно веселый и обеспокоенный, полный женской снисходительности к недостаткам мужчин.
Кристи зажег свечи на алтаре и кашлянул, давая понять, что пора приступать. Приближаясь к алтарю, Софи с грустью подумала о контрасте между этой церемонией и той, что рисовалась ей в девичьих мечтах: церковь Всех Святых полна друзей, цветов и солнца, а сама она, об руку с отцом, улыбающаяся, вызывающая у всех зависть, медленно идет к своему безымянному принцу. Сегодняшняя церемония, совершавшаяся тайком в тихой пустой церкви глубокой ночью, словно была наказанием ей за ее гордыню. За одно она только благодарила бога: что отец не видит ее.
Коннор стоял справа от нее, Энни – слева, нежно баюкая Лиззи, которая начала капризничать. Низкий волнующий голос Кристи вызвал в душе Софи благоговейный трепет, сердце ее забилось учащенно. «Мы предстали здесь пред лицом господа нашего, – начал он, – чтобы свидетельствовать и благословить соединение этого мужчины и этой женщины священными узами брака». Она отважилась взглянуть на Коннора. Никакие чувства не отражались на его словно каменном лице, но, когда он коснулся ее, взял ее руку, чтобы принести клятву верности, она почувствовала, что он тоже взволнован – рука его дрожит. Это заставило ее взглянуть на происходящее по-иному. Софи впервые попыталась поставить себя на его место. Под тихие подсказки Кристи Коннор произнес брачный обет: «Пред лицом господа нашего я, Коннор, беру тебя, Софи, в жены… отныне и навсегда… в горе и в радости, в богатстве и бедности… любить и заботиться, пока смерть не разлучит нас. Даю в том торжественный обет».
Колец не было. Прежде чем Софи успела это понять, Кристи объявил их мужем и женой, предусмотрительно опустив фразу: «Теперь можете поцеловать новобрачную», – и церемония была закончена. Тут же, в алтаре, они расписались в книге, и Энни предложила пойти к ним с Кристи отметить событие бокалом вина с кексами. Софи замялась. Коннор промолчал, и Софи пришлось отказаться, отговорившись тем, что уже поздно и все устали. Настоящей же причиной было то, что она не имела представления о дальнейшем. Не уедет ли Коннор сразу обратно в Эксетер? Или, может, он сделает это завтра? А может, останется с ней и будет ей мужем? Эта неопределенность была унизительна; она пошла бы на что угодно, лишь бы не говорить Энни – Кристи уже знал об этом, – что ей ничего не известно о планах мужа относительно нее.
Последовали прощальные объятия и рукопожатия; Энни тайком всплакнула. Коннор взял Софи под руку, и они вышли из церкви на улицу, где их не встречала пожеланиями счастья и пригоршнями риса восторженная толпа, не было жаждущих поймать букетик новобрачной, ни самого букетика. Ночь была туманной, сырой, тихой. Мгновение спустя она заметила привязанный к столбу маленький кабриолет, запряженный одной лошадью, на котором приехал Коннор. Он стоял рядом с ее коляской. Ей стало не до смеха. Неужели они сейчас разъедутся в разные стороны, чтобы больше никогда не увидеться?
Коннор нахмурился, глядя на их коляски.
– Подожди секунду.
Он выпустил ее руку, сбежал по ступенькам, завернул за угол церкви и исчез из виду.
Софи осталась ждать.
Через две минуты Коннор вернулся, задыхаясь от быстрого бега, дождался, пока она сойдет по ступенькам вниз, и сообщил:
– Кристи предложил оставить твоего пони у себя на эту ночь. – Он помог ей сесть в кабриолет и поднял верх. – Я сказал, что заеду за ним утром и отвезу к тебе.
