– Марис! Марис, где ты?
Тут же внизу возникла служанка с грязной скатертью в руках.
– Здесь я. – Она выжидающе посмотрела наверх. – Что-нибудь хотите?
Софи бессильно облокотилась о перила, в голове – ни одной мысли.
– Нет.
– Точно? Может, поедите что-нибудь?
– Который час?
– Время ленча. Хотите немного супа?
– Нет.
– Мистер ушел, да? Он вернется к обеду?
Она отрицательно покачала головой.
– Как так?
– Он больше не вернется.
– Ох!
Они смотрели друг на друга; на простодушном лице Марис явно читалась озабоченность. Софи хотелось задержать ее. Почему-то ее начало страшить одиночество, в котором она пребывала уже несколько месяцев.
– Ну, я тогда пойду дальше убираться. Извините, – сказала Марис, сверля Софи тревожным взглядом.
Софи хотелось крикнуть: поговори со мной, Марис, не уходи. Но слова не шли у нее с языка, и Марис наконец повернулась и исчезла из поля зрения.
Надо одеться, подумала Софи. Только посмотри на себя. Нужно принять ванну, причесаться. Она пошла обратно, но, когда дошла до двери спальни, вся ее решимость исчезла. Ноги сами понесли ее к испытанному другу – кровати. Она продрогла и слегка дрожала, забираясь под одеяло. Небо очистилось, и в комнате сделалось светлее. Если засияет солнце, это будет просто насмешкой; ее настроению больше соответствует тусклый свет пасмурного утра, неустойчивая весенняя погода. Вчера Марис поставила ей в комнату вазу с пушистыми веточками ивы и кислицей, но она заставила унести ее, почувствовав себя совершенно разбитой от свежего, легкого, почти неуловимого аромата.
Софи лежала, уставившись в стену и думая о том, что ощущение слишком большого горя похоже на ощущение страха. Она не боялась – ведь не боялась же? – но переживания были совершенно такими же. Ей как будто нечем было дышать: она хватала воздух ртом, зевала, стараясь сосредоточиться на каких-то обыденных мелочах. Почему же она не чувствует покоя, удовлетворения? Она заставила наконец Коннора уйти. Теперь она по-настоящему одна. Разве не этого она желала? Это странное ощущение, какая-то внутренняя дрожь скоро пройдут, непременно; Софи просто не привыкла к одиночеству, поэтому ей и не по себе.
Софи клонило в сон. Слава богу, что существует сон. Он как платок, который можно накинуть на клетку с шумной, беспокойной птицей. Она закрыла глаза – неожиданно увидела лицо Коннора, его слезы. Ему повезло, он может плакать. Ей этого не дано. Надо быть живым внутри, чтобы плакать.
Софи приснились похороны. Она видела Кристи Моррелла, но кладбищем был розовый сад ее матери. Был поздний вечер. Люди, она всех их знала – Уильям Холиок, мисс Пайн и миссис Тороугуд, Трэнтер Фокс, – собрались у свежей могилы и молча плакали. Сама она и была там, и не была – то видела себя среди плачущих, то витала над ними, – свидетельница, но не участница похорон. Но чьи это были похороны? Она ощущала острый запах темной сырой земли. Кристи что-то достал из складок своей сутаны, маленькую, обитую бархатом удлиненную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей. Какое-то мгновение Кристи держит коробочку на вытянутой ладони над могилой. Софи чувствует только нежную грусть, мягкую, почти утешную Потом Кристи отпускает коробочку, и, когда та медленно-медленно падает в глубокую черную яму, она вдруг понимает, что маленькая коробочка – это гробик ее дочери. О нет, кричит она, а чьи-то руки оттаскивают ее от скользкого края могилы. Волосы ее за что-то зацепились, но она не видит за что. Может, это Бэрди? И никак не повернуть голову, чтобы посмотреть назад.
Собравшиеся начинают бросать в могилу комья мокрой земли, и она кричит им: «Остановитесь, перестаньте, она же задохнется!» Но ее не слышат, и скоро яма оказывается полностью засыпанной, от нее не осталось и следа; все заросло травой. Ее охватывает паника. Она на четвереньках, плача и причитая, ищет могильный холмик в густой зеленой траве, призывает: «Помогите мне», а люди уходят все дальше, дальше. Она видит среди них Коннора. «Не уходи! Помоги мне! Кон!» Но он не видит ее, потому что глаза у него полны слез. Она идет за ним, пытается догнать, но он уходит все дальше, и, как она ни старается, расстояние между ними все увеличивается.
