– Софи, – окликнул он шепотом. Никакого ответа.
– Я люблю тебя, Софи.
Она осталась недвижима, только ресницы затрепетали. Он понял, что она уснула.
* * *
– Я сама отнесу, Марис, – предложила Софи, и служанка передала ей покрытый салфеткой поднос, который принесла снизу, из кухни.
– Как он сегодня? – поинтересовалась Марис негромко, чтобы не потревожить больного, Дверь в комнату которого была закрыта неплотно.
– Думаю, все так же. Доктор придет через несколько минут.
– Мне показалось, вчера он уже выглядел получше. Не как живой скелет. – Это выражение Марис услышала от самого Джека.
– Коннор сказал, что все равно Джек спал плохо и ужин вчера не смог осилить.
Женщины сокрушенно покачали головами, и Софи, оставив служанку в коридоре, вошла к Джеку.
Коннор, который ухаживал за братом лучше любой сиделки, уже помог ему умыться и теперь укладывал в постель: взбил подушку и поправил простыню на костлявой груди. Джек уже неделю жил в доме, но Софи никак не могла привыкнуть, войдя в свою старую комнату, видеть в постели мужчину. Она убрала почти все свои вещи, но все равно это была женская комната, ее комната, и Джек всегда выглядел бы здесь странно среди обитых веселеньким ситцем кресел и занавесок с оборками.
Джек первый заметил ее через плечо Коннора и приветливо улыбнулся, отчего у нее защемило сердце, как всегда, когда она "Видела его улыбку, которая из-за ужасающей худобы была похожа на оскал скелета. Кое-кто называл болезнь Джека «чахоткой», и точность этого названия, происходящего от слова «чахнуть», поразила ее в тот день, когда он появился у них. Дорога в коляске из Эксетера отняла у него последние силы, и Коннору с Томасом пришлось нести его на руках до комнаты. Джек едва мог говорить – болезнь поразила и гортань, – а судорожный кашель довел до полного изнеможения. Он и без того был худ, когда Софи впервые увидела его в июне, а за прошедшие месяцы от него остались только кожа и кости. Когда он спал, страшная худоба и землистый цвет кожи делал и его похожим на мертвеца.
– Доброе утро, – бодро сказала Софи, ставя поднос на столик возле кровати. – Сегодня такая чудесная погода. Скоро солнышко проглянет, а ветер не то что вчера, совсем не сырой. – Она слегка покраснела.
Что за глупости она говорит, единственное, чем хорош этот ужасный, день, это тем, что не идет дождь. Солнце и сухой воздух были необходимы Джеку, но осень в Девоншире редко баловала такими деньками. Она сама была простужена и вчера не поехала на рудник из-за мелкого, непрекращающегося дождя.
– Доброе утро, – хрипло ответил Джек, игнорируя распоряжение доктора, запретившего ему говорить, чтобы не беспокоить больное горло. – Что за гадость наварила мне сегодня эта ведьма?
– Не разговаривай, – одновременно шикнули на него Софи и Коннор. – Клянусь, я тебе кляп вставлю, чтобы ты молчал, – пригрозил Коннор, – если будешь распускать язык. В жизни не встречал такого болтуна, как ты, Джек.
– Сегодня у нас овсянка, – быстро сказала Софи, предупреждая готовую начаться перепалку, – чашечка говяжьего бульона и сырое яйцо.
Джек было засмеялся, но тут же замолчал под строгим взглядом Коннора. Софи могла только посочувствовать больному, чья диета в лучшем случае не повышала аппетит, в худшем – вызывала отвращение. Ему даже приходилось трижды в день глотать рыбий жир для лучшего пищеварения. Джек называл миссис Болтон «ведьмой», хотя та лишь точно следовала инструкциям доктора Гесселиуса.
Коннор поставил поднос брату на колени.
– Покормить тебя?
Джек состроил кислую мину и взял ложку. Софи могла бы пожалеть его, если бы вчера не застала за тем, что он скармливал завтрак – свежую рыбу – коту, который совершенно не случайно обосновался у него в комнате.
Коннор обнял жену за талию и чмокнул в щеку. Они принялись слишком заинтересованно обмениваться мнениями о пустяках, чтобы у Джека не создалось впечатления, что они контролируют его, пока он ест свой завтрак.
– Овсянка еще не остыла? – поинтересовалась Софи. – Миссис Б. добавила в нее сахару, чтобы было вкуснее.
Скоро Джек откинулся на подушку и прикрыл глаза. Они уже научились не настаивать, чтобы он ел больше, чем может, иначе его просто начинало тошнить и становилось хуже прежнего. Наконец Софи заметила, что он отложил яйцо, и забрала поднос.