– Ах, понятно, – протянула она, притворяясь разочарованной. – Ты пришел только потому, что надоело сидеть над статьей?
– Ты права, надоело, – признался он. – Но все равно, я соскучился по тебе.
Сердце у нее забилось быстрее, и не только от его комплиментов.
– Почему бы тебе не спуститься в забой повидаться с Трэнтером? Он на сороковом уровне, роет разведочный шурф.
Коннор поморщился.
– Я не затем пришел, чтобы навещать Трэнтера.
– Конечно, но… представь, как он удивится, увидев тебя. Неужели тебе самому не хочется спуститься? Жалко хорошие ботинки? Я могу подыскать тебе подходящую обувь, если хочешь, и что-нибудь на голову.
Он смутился.
– Но я не хочу видеть Трэнтера, по крайней мере, под землей, Софи. Я пришел к тебе.
– Черт побери! – пробормотала она, не зная, то ли как следует встряхнуть его, то ли рассмеяться. – Тогда я сама спущусь с тобой, прямо сейчас. – Чувствуя на себе его изумленный взгляд, она скинула туфельки и влезла в грязные сапоги, которые держала за дверью. – Где мой шлем, кто его взял? Ах, вот он. – Она схватила шахтерский шлем, висевший на вешалке под шалью, нахлобучила на голову и хмуро посмотрела на розовое платье, которое было на ней. – Почему не надела сегодня что-нибудь темное, что-нибудь практичное? – И, взяв Коннора за руку, развернула его к двери. – Ну, пойдем. Сейчас как раз подходящий момент, кончается первая смена, и ты увидишь и тех, кто поднимается наверх, и вторую смену.
– Софи, что…
– Пошли. Тебе понравится то, что ты увидишь, обещаю. – Она потащила его по двору ко входу в рудник.
Она не ошиблась: ему понравилось. А она просто не могла ждать, когда представится другой случай показать ему свои достижения. Целую неделю она обдумывала, как лучше поступить: чтобы он узнал о переменах, произведенных ею, ничего не рассказывая ему заранее, или чтобы он обнаружил их сам, когда ее даже не будет на руднике. Ложная скромность, конечно, вперемешку с несвойственной ей застенчивостью. Но сегодня он был здесь, и она не смогла удержаться; давно она так не нервничала.
Они спустились по двадцатифутовым лестницам на восемьдесят метров, с этого уровня уже были установлены первые новые чудесные машины. Спускаясь впереди него, она все думала, слышит он гул моторов или нет. Она надеялась, что не слышит, иначе все поймет и эффект будет не тот. Ей хотелось попросить его закрыть глаза и так спускаться, но это было невозможно на скользких, облепленных глиной ступенях. Поэтому она просто остановилась на твердой поверхности последней площади и дождалась его, внешне спокойная, не выдавая, что вся дрожит от предвкушения увидеть, как он будет поражен.
Пока у нее хватило времени и средств, чтобы установить подъемники для шахтеров на отрезке от восьмидесяти до ста двадцати метров. В конечном счете она намеревалась пустить подъемник на всю глубину рудника, от самого нижнего уровня до поверхности. На это требовалось время, а пока она заменяла самые старые и длинные лестницы.
Софи отступила в сторону, чтобы Коннор мог видеть с площадки открывшееся глазам чудо, и наблюдала за его лицом, когда до него наконец дошло, что она сумела сделать за это время на руднике. Глупо так близко к сердцу принимать его реакцию, словно от этого зависела сама ее жизнь. Но она ничего не могла с собой поделать. И Коннор сполна оправдал ее надежды; глаза у него расширились, лицо расплылось в мягкой, недоверчивой и одновременно восторженной улыбке, красноречиво свидетельствовавшей о том, что он чувствует, и заставившей ее сердце радостно забиться.
Время было выбрано очень удачно, чтобы продемонстрировать подъемник в действии. Все было так просто, так умно. Человек делал шаг с неподвижной платформы на движущуюся, которая плавно поднимала его на двенадцать футов до следующей неподвижной платформы. Он ступал на нее и тут же переходил на другую движущуюся платформу. Спускающиеся шахтеры проделывали то же самое, только в обратном порядке. Это было завораживающее зрелище: люди друг за другом ступали на платформы, которые с удивительной четкостью сновали вверх и вниз. Софи не уставала смотреть на работающий подъемник и каждые несколько дней спускалась под землю, чтобы полюбоваться им. Вот уж действительно они жили в век чудес.