– И что теперь? – спросила Донателла, оглядев любопытные лица остальных.
Торжественно, как священник, который ведёт Священную Литургию, Франка открыла верхний ящик комода. Не хватает только орга́на и запаха ладана, подумала Кора.
Флоренца медленно сунула руку в ящик и вытащила толстый рулон пластыря. (Пластырь она позаимствовала в комнате родителей Николы, в чемодане, который тётя Эстер, работавшая медсестрой в больнице, из-за нехватки места держала под кроватью.)
– Значит, Муммия исчезла? – спросила она, отчётливо произнося каждое слово. – Прекрасно, так пусть сегодня появятся четыре новых Муммии!
На то, чтобы полностью замотать четырёх кукол, ушёл почти час: Франка, руководившая операцией, всё время придиралась и при появлении малейшей морщинки сразу же приказывала начинать сначала.
Периодически в дверь стучался кто-нибудь из взрослых.
– Играете? Ну, играйте, только не балуйтесь.
Впрочем, войти никто из них не пытался.
Кора с замиранием сердца следила за превращением четырёх оккупантов. Теперь, конечно, нет смысла их выбрасывать, обижая младенца Иисуса. Их можно оставить, и Муммия, когда с ними познакомится, не будет страдать от ревности. Можно даже придумать каждому имя, услышать их Тайный Голос...
И тут, вспомнив, что Муммия ушла навсегда и больше ни с кем не познакомится, Кора почувствовала комок в горле.
– Что-то не так? – спросила Франка, услышав, как она шмыгает носом.
Коре стало стыдно. Две большие девочки, двенадцати- и тринадцатилетняя, были так добры к ней, а она их даже не поблагодарила. Но что тут поделаешь? Такую глубокую скорбь невозможно скрыть.
– Давай, утри сопли, настало время последнего сюрприза! – воскликнула Флоренца. И, ко всеобщему удивлению, вытащила из-под кровати большой бумажный пакет, из тех, в которые зеленщик складывает овощи. – Угадай, что это здесь!
Но Донателла всё поняла, даже не открывая пакета.
– Муммия! Муммия вернулась! – воскликнула она. – Как же вы её нашли?
– Это секрет, – в один голос заявили старшие сестры. И подмигнули.
Разве можно признаться, что младенец Иисус выбросил любимую куклу Коры в большой мусорный бак, стоявший во дворе, и что сестры, зная привычки соседей, первым делом пошли искать Муммию именно туда?
Разве можно так разочаровать своих младших братьев и сестёр, которые, несмотря на войну, нищенские подарки и орехи, замаскированные под шоколад, верят в Божественного Младенца?
Поначалу они подумывали о том, чтобы отвести Кору в сторону и ей одной открыть, кто на самом деле приносит и забирает игрушки, сваливая всё на младенца Иисуса, объяснить, что он не причастен к исчезновению Муммии и не заслуживает обвинений в злом умысле, но потом решили этого не делать. Заслуги младенца, по их мнению, и без того способны были перевесить любую клевету.
Домой всех пятерых кукол Кора отнесла так же, в завёрнутом подоле юбки. Она уже придумала им имена. Младенец, единственный мальчик в семье, будет Риккардо – как папа; дамочка – Ада, как мама; негритянка – Лючия, в честь тёти, а Красная Шапочка – Джакомина. В общем, всё решено, крещение завтра, крестные – Донателла, Чечилия и Паолетта. Интересно, согласятся ли Гавино и Оттавио? Никола отлично подходит на роль священника (если, конечно, не объявит саму церемонию кощунственной, как в тот раз, когда он отказался крестить котят во дворе).
– Дети, пожалуйста, ведите себя хорошо и не шумите, не то у бабушки разболится голова, – напомнила она у двери. (Ей пришлось сказать «дети», а не «девочки», потому что малыш Риккардо был мальчиком. А бабушкой для кукол была, конечно, её мама.)
– А я что, когда-нибудь шумела? – сразу заспорила Муммия Тайным Голосом.
– Мы-то будем паиньками и помолчим, – пообещала от имени сестёр негритянка Лючия, – но за Риккардо я ручаться не могу.
Сказать по правде, в коридоре младенец закрякал, но его, к счастью, никто не услышал.
Было уже почти семь. Бабушка с дедушкой вернулись домой и теперь вместе с мамой, тётей Лючией и несколькими зашедшими дамами, сидя в гостиной, пили вермут, закусывая конфетами. Дядя Нандо курил трубку.
Когда вошла Кора, мать нахмурилась:
