Бедный, бедный отец! До сих пор сердце мое переполняет жалость к нему. Чувство наше к обреченному на безумие отцу росло. Чем старше мы становились, тем сильнее любили, понимали и щадили его, хотя видели крайне редко — лишь в недолгие периоды просветления. Гораздо чаще мы слышали истошные крики, умоляющие о смерти. И мы его бесконечно жалели. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне трудно вообразить, как случилось, что дети царствующего монарха, члены королевского дома Валуа и наследник французского престола жили не лучше обитателей трущоб Парижа. Правда, в нашем распоряжении оставались огромные комнаты, продуваемые насквозь ветрами куда сильнее, чем тесные каморки бедняков. Холод исходил и от отсыревших стен.
Болезни моего отца способствовало и его раннее царствование — он взошел на престол в 1380 году, когда ему исполнилось двенадцать лет. Случилось то, чего опасался его отец, король Карл V Мудрый. Он не хотел, чтобы сына короновали прежде, чем тот оказался бы в состоянии править страной самостоятельно, без регентского совета. Однако смерть деда в сорок два года сделала наследником его сына, моего отца, в двенадцать лет.
Регентство приносит одни беды, считал мой дед, король Карл V Мудрый. Неизбежно два или три тщеславных человека начинают биться за власть, отшвыривая друг друга и думая, разумеется, не о нуждах, а лишь о собственной выгоде. Карл V издал указ о снижении возраста совершеннолетия до четырнадцати, надеясь дожить до времени, когда его сын станет независимым королем Франции. Хотя дед слыл Мудрым, но, увы, был не слишком здоровым человеком. Его беды тоже начались рано. Еще совсем молодым его пытался отравить двоюродный брат, Карл Плохой, покушение сорвалось, но здоровье мой дед потерял. Что, впрочем, не помешало ему стать отцом девяти детей, из них выжили только трое. Жена деда, королева Жанна Бурбонская, страдала от приступов безумия — об этом я уже упоминала.
Мой дед умер прежде, чем его сын и мой будущий отец достиг совершеннолетия. Дальнейшее оправдало его предсказание. Моего отца тут же взяли в свои руки три его дяди — герцоги Анжу, Берри и Бургундский. К ним присоединился еще один дядя со стороны матери, герцог Бурбонский. Всех их обуревали честолюбие и жажда власти любой ценой.
Они немедленно избавились от всех советников покойного короля и стали действовать по собственному разумению, что явилось бедствием для страны. Этих правителей роднила жадность к деньгам, безмерная и неутомимая жажда новых богатств. Они немедленно восстановили отмененные ранее налоги, особо ненавидимые населением, — на соль и на очаги. Начались волнения по всей стране. В феврале в Руане восстали бедные ремесленники и начали преследовать высшее духовенство и королевских чиновников. Такие же восстания произошли в Амьене, Реймсе, Орлеане.
Мой отец всегда восхищался своим родителем и желал во всем следовать его примеру. Но что он мог поделать? Ведь так же безумно, как и страну, он полюбил свою жену Изабо, она околдовала его. Смеясь над серьезностью Карла VI, поддразнивая его, она ставила ему в пример его младшего брата Луи Орлеанского. Ее волновали только балы, маскарады, на которых она могла блистать в самых необыкновенных дорогих нарядах, затмевая всех своей красотой. Ее желания всегда поддерживал мой дядя Луи, бесшабашный и обворожительный юноша, к тому же весьма тщеславный. Он быстро разобрался в ситуации: его брат-король хочет служить народу и быть хорошим монархом, но еще больше он мечтает угодить своей жене.
Теперь понимая моих родителей, могу представить, какие бурные сцены происходили между ними. Как мать обхаживала и обольщала отца, высмеивала за увлеченность делами страны и серьезное к ним отношение. Как она искушала и заманивала его и, в конце концов, он сдался на милость победительницы. И во всем помогал ей неотразимый Луи.
Не давали покоя королю враждебные отношения с Англией. И все это на фоне соперничества между братьями, дядьями. Угнетали его и безмерные денежные траты на драгоценности, наряды и развлечения.
Отец мучился от собственной слабости. Во всем потакая жене, он понимал всю пагубность этого для государства, но был бессилен что-либо изменить.
