Улыбка озарила лицо чиновника, он чуть заметно кивнул в сторону гренадеров. Те замерли на берегу, внимательно следя за происходящим и голодно шевеля усами.
— Этим дам на водку, — объявил дед Кондрат и повернулся к своей команде. — Придется здесь заночевать. Денис останешься за старшего. На берег никому не сходить. Крепость пограничная, попадетесь патрульным, так не обрадуетесь!
— Батюшка, Кондратий Никитич, окажи милость! — взмолился Соловей. — Разреши сбегать в рыбацкую слободку, к куму Якову. Вон его дом стоит, пятый с конца. Передам ему приветы от новгородской родни. Городишка-то маленький, скучно тут жить.
— Ладно, иди. От меня поклон, да сам-то к утру возвращайся!
Светлая майская ночь прошла спокойно. Как бывает в эту пору в северных краях, настоящей темноты и не было. Просто на малое время наступили сумерки, а высоко в небе розовели облака. То ли на закате, то ли на восходе.
Хозяин вернулся на карбас очень довольным и в меру покрасневшим. Ступал твердо, но шедших рядом с ним двух гренадеров то и дело шатало из стороны в сторону.
— Слава Богу, все уладили с этим прохвостом! — произнес он, взойдя на карбас. — У вас все благополучно? Соловей вернулся? Эх, чтоб его! Неужели придется за ним посылать!
Но кум Яков порядок знал и своего гостя доставил вовремя. Карбас отвалил, когда на местной кирхе зазвонили к утренней службе. Колокол ее звучал слабо, с дребезжанием, и не было в нем ни величавой силы, ни благостной плавности. Звук его не парил над всей округой, а, казалось, затухал на опушке ближайшего леса.
— Во, бренчат, как на треснувшем горшке! — бросил Соловей. — Вот у нас, когда звонят на святой Софии или Знаменском соборе, так душа ликует! А от этого мяуканья только слезы текут. Истинно — вера немецкая окаянная, только в соблазн вгоняет!
— Это гонобольное вино слезу у тебя вышибает, — заметил кто-то.
— Берись за весло, богомолец! — приказал кормщик Денис.
— Эх, ты сизый гоноболь, ягода-дуриха! Веселит молодца, прогоняет лихо! — не унимался Соловей. Он все еще не пришел в себя после угощения у кума. Сейчас, польщенный вниманием, вошел в раж и гнусаво запел всем известную молитву на кабацкий манер: — «Святый хмель, святый крепкий, святый бессмертный, освети всех пьющих, помилуй нас пьяных»…
— Не смей богохульничать на судне! — грозно прикрикнул Денис. — Не гневи морского царя!
Дед Кондрат быстро шагнул к певцу и отвесил звонкую затрещину.
— Над чужой верой не глумись! Святую Русь и православие не позорь! Выбрался охальник за рубежи и тут же распоясался! Ну-ка, молодцы, зачерпните невской водицы со льдом, да охладите дурака!
— Ой, помилуйте, братцы-товарищи! Батюшка, прости меня глупого! — вопил Соловей, пока на него выливали ушат за ушатом. Но когда наказание закончилось, он отряхнулся и обиженно произнес: — Что вы на меня напустились, я же порядок понимаю и сам строгость люблю. Дома ничего такого и быть не могло. Но сейчас-то мы на чужой стороне!
— Ну ты и есть дурак! Бог един, а это наша исконная земля, — наставительно произнес дед Кондрат. — Только сейчас она под чужой властью. Смотри!
За поворотом Невы открылась широкая водная гладь. Речные рукава ушли вправо, а главное русло повернуло влево и, казалось, отодвинуло в стороны низкие поросшие лесом острова. В иных местах вешняя вода затопила низины, и захватывало дух от вида такого могучего простора. В ясном утреннем небе кое-где над прибрежными лесами поднимались дымки.
— Смотри! — повторил хозяин карбаса. — Вот она, Вольская пятина Великого Новгорода. Здесь лежит начало пути из варяг в греки и испокон века живут чухонские племена и русские люди. Все они давно перемешались, торгуют и рыбачат, свои деревни называют на наш лад. Там вот дымит Калинкина деревня, а там Ульянка. На развилке русла лежит Васильев остров. На нем еще триста лет назад новгородский посадник Василий Селезень поставил свой двор. В невском устье островов и проток не сосчитать, на них раньше стояли наши дозорные, а в последнюю войну со шведами[10] сражалась судовая рать из стрельцов и донских казаков. На своих легких лодках они врага от Невы отогнали, но в открытое море не выходили. Там хозяйничали многопушечные шведские корабли.
