В конце 1793 года Комитет общественного спасения случайно узнал об утечке информации. На одном из его заседаний был подвергнут критике французский поверенный в делах в Константинополе Энен. Об этом обвинении из бюллетеней д’Антрега стало известно в Мадриде, и испанский дипломат Симон Лас Казас уведомил своего давнего приятеля Энена о выдвинутых против него обвинениях. Француз немедленно написал негодующее письмо в Париж, оправдывая свои действия, и таким образом Комитет общественного спасения узнал, что сведения о его секретных заседаниях поступают во вражеские столицы. Члены комитета были убеждены, что предателем мог быть только кто-то из их среды, а не один из служащих. У комитета не было постоянного секретаря, который присутствовал бы на всех заседаниях. Подозрения пали на члена комитета дантониста Эро де Сешеля, и когда тот через несколько месяцев был арестован в числе других лидеров дантонистов, ему было предъявлено обвинение в передаче сведений о заседаниях комитета за границу. Однако вне зависимости от того, был ли вообще связан Эро с иностранными разведками, информация о Комитете общественного спасения исходила от какого-то другого лица. Она продолжала регулярно поступать и после казни Эро в апреле 1794 года.
Историки подвергли внимательному анализу бюллетени д’Антрега. Выявилось, что в них содержатся порой неправдоподобные сведения. А. Матьез, изучая архив Людовика XVIII, который во время революции находился в эмиграции и был главой роялистов, выяснил, что д’Антрег существенно менял содержание донесений, получаемых от своих агентов, с целью подстрекнуть иностранные державы к усилению борьбы против якобинцев. Тем не менее основу этих бюллетеней нельзя считать продуктом фантазии самого графа или даже его парижской агентуры. Некоторые сведения, вначале казавшиеся выдумкой, при проверке их другими документами неожиданно находили полное подтверждение. Можно предположить, что источником информации был все же кто-либо из служащих Комитета общественного спасения, который на некоторых заседаниях присутствовал сам в качестве секретаря, а о других выспрашивал у коллег. В одной из депеш, посланных в Лондон, Фрэнсис Дрейк намекает, что роялистским разведчиком являлся один из секретарей комитета. Однако эта депеша была отправлена до личной встречи Дрейка с д’Антрегом, и вряд ли осторожный шеф роялистской разведки доверил бы бумаге, несмотря ни на какие шифры, столь решающую для него тайну. Но нельзя сбрасывать со счетов и того, что члены Комитета общественного спасения, конечно, лучше других осведомленные об обстановке, в которой проходили заседания, считали, что изменником мог быть только кто-то из их среды. Отталкиваясь от этого немаловажного факта, отдельные историки пытались методом исключения определить имя предателя. Учитывалось, что большинство членов Комитета не раз находились в командировках, другие часто не присутствовали на заседаниях или не могли располагать такой детальной информацией о состоянии революционных армий, какой обладал корреспондент д’Антрега. Единственным из членов комитета, который несомненно имел все эти сведения, был Лазарь Карно. На Карно как на источник своей осведомленности указывал позднее в конфиденциальной переписке д’Антрег. Однако граф слишком часто был не в ладах с правдой, ему было слишком выгодно представить своим агентом одного из руководителей республики, чтобы это утверждение д’Антрега имело особый вес. Подозрения, высказанные в исторической литературе в отношении Карно — «великого Карно», «организатора победы», — вызвали негодование среди влиятельных буржуазных ученых во Франции. Они правы в том, что эти подозрения никак не доказаны. Тем не менее нельзя не учитывать политической позиции Карно, явно не верившего в прочность революционного правительства и 9 термидора бывшего в рядах тех, кто участвовал в его свержении, а впоследствии установившего связи с роялистами. Загадка остается пока неразгаданной, несмотря на все старания исследователей…
В первые месяцы после начала войны в Лондоне были весьма слабо осведомлены о вандейском восстании. Весной 1793 года были сделаны попытки наладить контакты с одним из главарей вандейцев, неким Гастоном, численность его отрядов преувеличивалась при этом в десятки раз. В мае с этой целью по поручению голландского и английского правительств в Вандею отправился известный авантюрист полковнике д’Анжели. Он мог лишь сообщить, что «генерал Гастон давно мертв» (вандеец действительно был взят в плен и расстрелян, вероятно, еще 15 апреля 1793 года в Сен-Жерве). Д’Анжели в августе послал подробный отчет о шуанах и их руководителях, который позволил в Лондоне составить представление о ходе вандейского мятежа. Другим британским агентом, направленным для связи с шуанами, был некий шевалье де Тинтениак. Он был послан командующим войсками на острове Джерси полковником Крейгом. Тинтениак в августе переслал Крейгу подробный перечень нужд вандейцев, в удовлетворении которых они надеялись на английскую помощь. В июне некий Гамелен по поручению того же Крейга вел в Сен-Мало переговоры с местными властями о сдаче города англичанам. Переговоры затянулись вследствие инертности английского правительства, медлившего с ответом на запросы Крейга. В октябре 1793 года роялистам было послано предложение совместно занять Сен-Мало. Из этого ничего не вышло. Однако контакты с вандейцами, установленные Тинтениаком, сохранялись. В ноябре 1793 года вандейцы пытались, по согласованию с англичанами, занять Гранвиль, но были отбиты, а британский десант прибыл лишь 2 декабря, после их отступления. Нерасторопность английских военных властей сводила на нет то немногое, что удавалось добиться разведке. Причиной была не только халатность. Медлительность порождалась и недоверием в Лондоне к «чистым роялистам», вернее, к их способности добиться поставленной ими цели — полного восстановления старого режима. К тому же возникали постоянные столкновения между Крейгом и губернатором Джерси Филиппом Фоллом, руководившими разведывательными операциями.