Что же загнало людей в этот неуютный край — в Европу? Ревматизм и обморожения им были здесь обеспечены. Из растительной пищи можно было сыскать лишь дягиль и горец змеиный, да еще орехи, да еще крапиву. Людей привлекало другое. Мясо! Стада бизонов, северных оленей и гигантских оленей, а особенно степных слонов. Первобытные люди нещадно преследовали этих огромных животных, достигавших в высоту четырех с половиной метров. Долго оставалось загадкой, как люди ухитрялись убивать слонов, ведь толщина их шкуры составляла почти два сантиметра. Такой «панцирь» не пробить обычным копьем.
Лишь недавние находки показали, что люди орудовали длинными пиками, чрезвычайно остро затачивая их тонкие концы. Шкуру слона прокалывали, словно шилом, целясь прямо в сердце животного. По-видимому, кланы Homo erectus охотились на слонов примерно так же, как еще сто лет назад добывали слонов пигмеи: обмазывались их испражнениями, чтобы животные подпустили людей поближе, потом какой-нибудь смельчак подползал к зверю и, размахнувшись пикой, изо всей силы вонзал ее в грудь, нанося смертельный удар. Истекая кровью, исполин пытался скрыться. Охотники бежали за ним. Другим уязвимым местом были глаза. Археологи встречают черепа слонов со следами ударов, нанесенных в область глаз. Часто подобные удары были неточны, но охотники не отступали; окружив жертву, они били ее, преследовали, травили до смерти. Из мяса забирали лучшее. Уносили слонину на ребрышках, а лопатки и кости таза бросали на месте. После удачной охоты оказывалось так много мяса, что грех было не стать гурманом. В поисках крупных зверей приходилось порой уходить километров на пятьдесят, а то и больше от места стоянки. Взвалив на себя куски туши, охотники осторожно пробирались по неуютной местности. В любую минуту они готовы были сразиться с гиенами или волками, привлеченными запахам свежего, сочащегося кровью мяса.
В унылом северном краю — Европе Ultima — требовалось проявить недюжинную смекалку, чтобы выжить. Огонь высекали огнивом; от непогоды укрывались в шалашах; в холод носили одежду из шкур. В обиход вошли сосуды из коры деревьев. Все эти изобретения появились задолго до «Большого Взрыва» — торжества культуры, принесенной в Европу 40 тысяч лет назад «человеком разумным». По мнению немецкого археолога Дитриха Маниа, — он руководит раскопками в Бильцингслебене, — «холодный климат был мощнейшим стимулом, способствовавшим формированию интеллектуальных способностей человека».
Еще недавно многие специалисты по древнейшей истории считали становление Homo sapiens счастливой случайностью — результатом генетической мутации, которой могло и не быть. ДНК любого вида животных вновь и вновь частично изменяется, мутирует. Отдельные мутации оказываются выгодными для вида в целом и закрепляются в потомстве. Человек — не исключение. За последние 2,5 миллиона лет, по оценкам некоторых антропологов, сформировалось до девяти видов гоминидов. Современный человек постепенно вытеснял своих собратьев, потому что, занимая ту же биологическую нишу, лучше остальных соображал. Человек взял интеллектом над ними.
Однако в последнее время антропологи все сдержаннее относятся к этой «чересчур биологичной» модели. Поколения первобытных людей не ждали, сложа руки, «благословенной мутации» — этого вмешательства Случайности в нашу судьбу, вмешательства сродни Божественному. Нет, все эти люди постоянно приспосабливались к условиям жизни, развивали свою материальную культуру, обретали все новые способности, создавали свою особую — с большой буквы — Культуру. Как метко выразился знаменитый австралийский археолог Гордон Чайлд: «Человек сам сотворил себя».
Пока сторонники той и другой теории ведут ожесточенные споры, важнейший бастион «традиционалистов» — цифра «40 тысяч лет», время резкого переворота в образе жизни человечества, постепенно тускнеет. Появляется все больше фактов, доказывающих, что и 50, и 100, и 200, и 300 тысяч лет назад у людей было достаточно ума, чтобы изобретать и творить что-то новое — чересчур сложное для животного, вполне естественное для человека.
