— А раньше не мог сказать? — холодным, пронзительным взглядом заглянул он в глаза Бельфедору. — Почему до сих пор молчал?
— Ступай-ка лучше домой! Так будет лучше для всех.
Коснувшись плечами, они разошлись. Дэрик, опустошённый услышанным, не спеша направился к выходу. Бельфедор молча облокотился на подоконник и задумчиво скрестил руки на груди.
Покинув друида Дэрик направился на встречу с дочерью. Устремив зоркий взгляд в засвеченное огнями ночного города небо, он пытался разглядеть звёзды. Их завораживающий холодный блеск напоминал ему закованных в мифриловые доспехи эльфийских воинов, в своё время защищавших Салампик. Спустившись в подземку, он растворился в толпе.
Услышав за спиной голос дочери, Дэрик поспешно затушил окурок и незаметно выбросил его в урну. Спустившись по ступеням и приобняв Милину с отцовской нежностью он ласково прошептал:
— Привет, еще раз.
Уловив запах сигарет, Милина с нескрываемой обидой в голосе произнесла:
— Снова куришь, ты же обещал?
— Знаю, вредная привычка, но она сильнее меня, — ответил он бдительной дочери. И достав из куртки пачку, демонстративно смял её. — Это была моя последняя сигарета! Понимаю, ты заботишься о моём здоровье, стараешься как лучше. Но ты же знаешь, — с самоиронией добавил, — что мы всё равно бессмертные!
— Бессмертные? — манерно рассмеялась Милина. — Ты забыл уточнить папа, что бессмертные мы только для людей.
— Да, в этом ты абсолютна права! — согласился Дэрик и внимательно посмотрел на дочь.
— И не только в этом, — утвердительным тоном произнесла эльфийка. Вот ты постоянно печёшься обо мне, как о маленькой, даже порой чересчур. Больше не хочу жить лишь грезами об Эльфигории! Боюсь, она потеряна для эльфов навсегда. Теперь наша основная задача приспособиться, — и с досадой прошептала, — Ты же понимаешь, Энтэмариус не позволит нам вернуться! Устремив взгляд в одну точку, вдумчиво подбирая каждое слово, она уверено договорила, — Пойми, нависшая тень слишком сильно вцепилась острыми когтями в Салампик. Ты же помнишь побег?
Дэрик многозначительно вздохнул.
— Герион, Бельфедор, ты и я, — продолжила Милина, прикусив нижнюю губу, — Мы открыли портал в этот мир. И в своих снах я часто вижу злостное лицо Энтэмариуса, — глаза её заискрились ненавистью.
— Нельзя так, — ответил решительно Дэрик. — Мы обязаны вырвать Эльфигорию из когтей чудовища! А пока повторюсь — принимай зелье, как и раньше. Точно в срок!
Милина посмотрела на отца, но ничего не ответила. По её отзывчивому взгляду Дэрик понял, что она выполнит его просьбу.
— Кстати, не спросил. Как твои дела на работе?
— Всё отлично! Ты же знаешь, я обожаю танцы. Это моя жизнь! — твёрдо ответила Милина.
— Да… помню еще маленькой девчушкой ты воображала себя великой танцовщицей. Ходила, приплясывала, то там, то сям, — озвучил вслух приятное воспоминание Дэрик.
— Да, вот такая я у тебя! Артистка! — рассмеявшись, произнесла Милина и прижалась к груди отца. Поправив непослушную челку и взглянув на часы, она торопливо проговорила, — Ой, совсем с тобой заболталась. У меня же сегодня выступление. Всё пап, убегаю. Пока.
— Хорошо, милая. Удачи тебе!
Убедившись, что дочь исчезла из виду, он достал из кармана еще одну пачку сигарет и с задумчивым видом закурил.
Олег, сокрушенный предательством, молча лежал на кровати. Веки скрывали карие глаза, полные грусти, печали и боли. Тягостные мысли кружили в голове, наполняя сердце невыносимой злобой. Повторяющаяся картинка вновь и вновь всплывала в памяти, не давая ему забыть о случившемся.
— Как она могла, так поступить со мной? Предала меня… За что? Я так ей верил! Со всей душой к ней, а она… — мысленно терзал себя Олег, пытаясь найти хоть какие-то ответы.
Навязчивые мысли не отпускали, держа его мертвой хваткой. Набухшая слеза невольно выступила в уголке глаза. Машинально смахнув её ладонью, он открыл глаза и потянулся к прикроватной тумбе. Дрожащей от переживания рукой он схватил блокнот с потрепанной обложкой из кожзаменителя, в котором на каждой странице были наклеены цитаты, вырезанные бритвой из старых книг. Открыв его наугад, взгляд с ходу упал на фразу «Omne quod fit, fit in melius», что с латыни переводилось как: «Всё что не делается, делается к лучшему».