Тайны дворцовых переворотов - страница 114
Между тем императрица наказала найти еще доктора и обер-камердинера. Зачем? Петр у нее их не просил. Выходит, им надлежало приехать в Петербург просто так, на всякий случай, «дожидаться у моря погоды». Конечно, нельзя полностью исключить вариант прибавления Екатериной к известной тройке Лидерса и Тимлера в момент ознакомления с просьбой арестованного, а не до того. Однако, согласитесь, при отсутствии точных сведений на сей счет, разнобой в списках высланного из Ораниенбаума и запрошенного из Ропши в большей степени соответствует мотиву «заранее», нежели «по получении».
2. Но даже если допустить, что решение о доставке в столицу лекаря и камердинера появилось вслед за вручением запроса из Ропши, то трудно объяснить вторую странность послания Екатерины Суворову. Хорошо, государыня удовлетворила пожелание опального супруга, дозволила привезти ему мопса, скрипку и негра, задумав разместить в Санкт-Петербурге до подходящей оказии Лидерса и Тимлера. Непонятно только, с какой стати мопса, скрипку и негра транспортировать в Ропшу через Петербург, то есть в объезд. Куда проще и быстрее отвезти их через Петергоф прямо к месту назначения. Императрица хотела удостовериться в подлинности мопса и скрипки? Но Лидерс, Тимлер и Нарцисс не хуже ее знали это. Она хотела о чем-то переговорить с арапом? Сомнительно. Но и в таком случае, для чего тащить в столицу собаку и скрипку? Неужели только для того, чтобы поглядеть на любимые вещи императора или сэкономить на одном переходе повозки от Петергофа до Ропши?! Довольно смешное обоснование, не правда ли? Безусловно, императрице не нужно было ни удостоверяться в подлинности, ни разглядывать посылаемое, ни выспрашивать что-либо у арапа и экономить при этом на перегоне в 25 верст. А коли так, то и требовала она присылки всего перечисленного в Петербург потому, что еще не знала о том, что из названного ею в письме понадобится Петру.
Впрочем, есть еще одно свидетельство в защиту предусмотрительности императрицы помимо информации Шумахера и странностей письма Екатерины. Это третье письмо самого Петра III. Судя по содержанию, начертано оно в первый день пребывания императора в заточении – 30 июня. В нем он жалуется жене на обнаруженные им неудобства: малые размеры комнаты и присутствие в ней офицеров, стесняющих узника. Проведем логические размышления.
Приехав в Ропшу вечером 29 июня около семи часов, Петр Федорович, испереживавшийся за предыдущие два дня, естественно, испытывал усталость и нуждался в отдыхе. Пока конвой разместился в местечке, пока Петра и Маслова сопроводили до отведенной комнаты, пока те осмотрелись и устроились, прошло минимум полтора-два часа. Время было позднее, и хотя стояли белые ночи, сразу или нет, а сон наверняка одолел изможденных двухдневными форс-мажорными обстоятельствами людей. Одним словом, в тот вечер Петр III не мог успеть почувствовать те неудобства, которые описал супруге. Следовательно, они дали о себе знать утром 30 июня. Три-четыре часа в условиях малой подвижности в тесной комнате, разразившегося на нервной почве поноса, постоянного присутствия офицеров, стесняющих арестанта, конечно же, вынудили того написать императрице известное нам послание, которое ближе к полудню отправляется в Петербург и через два – два с половиной часа вручается адресату.
Заметим, что в письме Петра, посланного Екатерине в первой половине 30 июня, нет никакой просьбы о присылке скрипки, собаки и негра. Бывшего императора волнует более насущная проблема – организация минимального комфорта. И пока она не разрешена, ему совсем недосуг думать о чем-либо ином. Но вот из Петербурга приходит ответ императрицы. Учитывая нерасположенность Екатерины к чрезмерной и неоправданной жестокости, мы вправе предположить (ввиду отсутствия точных сведений), что та пошла навстречу безобидным пожеланиям мужа и дозволила ему прохаживаться по второй комнате, а офицерам наказала не мешать узнику справлять нужду. Все прочие ограничения, скорее всего, остались в силе.
