Тайны дворцовых переворотов - страница 108
Так О. А. Иванов первым из отечественных историков встал под знамена Шумахера, пообещав в дальнейшем привести ряд веских доводов в пользу того, что гибель Петра III – дело рук не императрицы, а Никиты Ивановича Панина, Кириллы Григорьевича Разумовского и Екатерины Романовны Дашковой. Ну что ж, как говорится, Бог ему в помощь! Но, на мой взгляд, прежде чем выяснять мотивы и обстоятельства панинского заговора, нужно поставить точку в принципиальном споре Рульера – Шумахера. Потому что разоблачение фальшивки (так называемого третьего письма А. Г. Орлова) не снимает с Екатерины вину за смерть мужа. Напротив, устранение «алиби» императрицы льет воду на мельницу ее обличителей. К тому же не следует впадать в новую крайность, как это делают О. А. Иванов и другие авторы – В. А. Плугин (Алехан или Человек со шрамом. М., 1996) и А. Б. Каменский (Жизнь и судьба императрицы Екатерины Алексеевны. М., 1997). Меняя местами концепции Рульера и Шумахера, то есть беря информацию Шумахера за основу, подстраивая под нее письма Орлова, Екатерины, ее супруга, а часть сведений Рульера и Гельбига используя в качестве занимательных дополнений, истинную картину ропшинской трагедии вряд ли удастся восстановить. Все будет сведено к очередной подгонке фактов под кажущуюся правильной версию. В результате каждый станет интерпретировать имеющиеся материалы по-своему. Число возможных интерпретаций неминуемо достигнет десятка, а то и более. И запутавшийся в дебрях различных мнений и предположений читатель неизбежно разочаруется в способности историков раскрыть одну из величественных загадок русской истории.
Нужен ли нам такой итог дискуссии? Думается, нет. А как быть? Повторимся еще раз. Помимо памфлетно-исторической литературы существует множество различных свидетельств, не связанных между собой, но касающихся трагедии в Ропше в июле 1762 года. А из исторической нетрудно выделить два взаимоисключающих друг друга сценария, наиболее внятно и последовательно описанных в сочинениях Рульера и Шумахера. Они, по-видимому, были единственными, кто по горячим следам попробовали собрать всю информацию и, связав ее воедино, составить цельную панораму происшедшего>{146}. Ничего иного, более определенного, у нас нет. Впрочем, и того, что есть, в принципе достаточно, чтобы ответить на два главных вопроса – когда убили императора? И кто отдавал приказ?
Конечно, можно до бесконечности держать оба вопроса открытыми, ожидая, пока кому-нибудь выпадет счастливый билет найти собственноручно написанное или подписанное предписание Екатерины или Панина извести со света ненавистного внука Петра Великого и внучатого племянника Карла XII. Или чье-либо рукописное свидетельство о том, что он собственными глазами видел, как господин N сделал это по приказу Екатерины, Панина и т. д. На худой конец сойдет и косвенное свидетельство. Мол, знайте, уважаемые потомки, разговаривал я как-то с таким-то или таким-то, и поведал мне сей очевидец, как тот-то или тот-то 3 или 6 июля 1762 года по наущению Екатерины, Панина и т. д. взял на себя грех и лишил жизни несчастного императора…
Читатель улыбнулся? Правильно. Потому что прекрасно понимает, что если Екатерина или Панин отдавали жестокий приказ, то, безусловно, выбрали для распоряжения устную форму. Что вряд ли нашелся среди участников ропшинской драмы тот правдолюбец, который бы раскрыл в своих воспоминаниях подробности того рокового для Петра III дня. А вот поделиться с глазу на глаз с хорошо знакомым, не раз проверенным человеком о том, что тебе известно относительно данного события, это весьма реально. И в поисках подобного рода признаний глубоко копать архивы не надо. Весь комплекс имевшейся устной информации по секрету собрали, сопоставили и объединили в одно повествование три известных дипломата – Рульер, Гельбиг и Шумахер.
Нам осталось лишь сравнить их сведения между собой; отобрать совпадающие, а не совпадающие проверить другими данными. Так как Рульер и Гельбиг по двум главным пунктам высказывают одинаковое мнение – Алексей Орлов с офицерами задушили Петра Федоровича 6 июля в угоду Екатерине, то объединим оба мемуара и из двух для сравнения выберем тот, который отличается большей конкретикой, содержит меньше красочных, но маловероятных и не поддающихся проверке деталей, а также принадлежит лицу, жившему летом 1762 года в Петербурге, – сочинение Рульера.