Внезапно наступившая тишина, привлекла мое внимание. Смолкли разговоры, перестали шушукаться девчонки, исчезли звуки, обычно наполняющие помешение, собравшее много людей. Мария держала в руках вышивку, глядя на которую и я забыла обо всем, вдохнув и забыв выдохнуть, как и все остальные. Выполненная в черно-белом цвете, с первого взгляда она казалась серой и невзрачной, но притягивала мастерством исполнения, напоминая старинную гравюру. Темная, почти черная нить, по краям картины вычурной вязью сплетала листву священных дубов, почти сходя на нет к центру. А в там, повторяя мои недавние мысленные образы, ткань основы складывалась в силуэт Светлой Девы, казавшийся ослепительно-воздушным и легким среди темных ветвей. Коленопреклоненная фигура мужчины перед ней, была чуть темнее, но органично вплеталась в сюжет картины. Подобных этой работе я не видела, и, судя по лицам женщин — не только я одна!
— Ой, Леся, ну ты порадовала… у меня просто слов нет, — с восхищенной улыбкой на губах, обратилась ко мне Мария. — Надо же, такой талант скрывала! Возьмете домой, надо показать Анисии, пусть и она порадуется, каких успехов достигли ее девочки.
— Что… — не сразу поняла я.
— Получилось замечательно, говорю, — женщины, рассматривающие вышивку, закивали, соглашаясь с Марией. — У тебя такой вид, как будто ты сама не веришь, что у тебя так получилось, — рассмеялась она и чуть прижала меня к себе. — Молодец, девочка! Забирайте домой — покажете родителям. Вы молодцы.
Видимо, лицо мое выражало крайнюю степень изумления, потому что Баська не преминула съязвить:
— Наша Лесенька, как всегда — все делает не приходя в сознание, — все вокруг весело рассмеялись, так как моя привычка, уходить в себя, была давно известна всем сельчанам. Но самой Баське было совсем не весело, и смотрела она на меня, зло прищурившись и явно обдумывая планы реванша. «Вот мне только Баськиной зависти не хватало! Причем в той области, в которой до сих пор было ее полное превосходство!» — мне стало совсем тоскливо. «Хоть бы скорее меня отсюда забрали! Ну когда уже придет этот, обещанный Кассием учитель?» Столь желанный тетушкой мир в доме, стал еще менее реален, чем утром.
К ужину мы, разумеется, опоздали. Тетка Анисия спустилась к нам, узнать, почему мы так задержались. Баська нехотя протянула ей свою работу, которую тетушка с удовольствием похвалила. После чего, снисходительно — ободряюще улыбнувшись, посмотрела на меня:
— Ну что, Леся, показывай, что там у тебя на этот раз?
Я протянула свое творение с равнодушным видом, но с ликованием в душе — наконец-то хоть в какой-то ценимой Анисией области, я превзошла ее любимую племянницу и дотянула до уровня «приличной девочки».
Теткино молчание затянулось. Все присутствующие на кухне тоже подошли поглядеть на наши успехи и теперь восхищенно ахали.
— Хорошо, молодец, Леся, — холодно похвалила меня хозяйка трактира. — Наконец-то у тебя хоть что-то получилось как надо. Я же говорила, что если приложить старание, то все получится, а ты утверждала, что заниматься рукоделием, тебе не дано.
Восторгов она выражать не стала, и я понимала почему. Как женщина умная, Баськина тетка, зная прелестный характер племянницы, да и мою неуступчивость тоже, поняла, что наше с Баськой соперничество теперь станет еще сильнее.
— Ужинайте, и идите отдыхать все. Завтра после обеда опять пойдете в Управу. Работы ваши потом повесим где-нибудь на видное место.
Эдельвия. Чернолесье. Июнь 312 года с разделения Лиории. Кассий.
Тени колебались и метались по комнате в мерцающем свете свечи, приобретая странные и загадочные очертания. Касс сидел у стола, грея руки о кружку горячего отвара из трав, и внимательно слушал рассказ крепкого седого старика, который в процессе повествования, собирал нехитрый ужин.
— Вот такие вот дела, Кассий. И передай приору, что-то тревожно мне. Там, на юге Чернолесья вроде бы все и тихо стало теперь, но все же… все же… то ли предчувствие, то ли просто ощущение чужого вмешательства в ткань Равновесия. И Великий Шаман троляриев явно обеспокоен. Не зря, ох не зря он нашел меня, когда я был там. Их никогда толком не понять, но те строки, что он передал, отдай приору. Жаль, что мы не можем так же свободно общаться, как в древности. Я не бард-предсказатель, я стихийник, потому не могу ни сам предвидеть, ни верно толковать то, что узнал. Ты ничего не чувствуешь?
