Но что Фролов называет «коверканьем языка»?
БелОрус является жителем БелОруси. А такой страны с 19 сентября 1991 года не существует (точнее — с 1920-х годов, а с 1991 года не существует Белоруссии), есть только БелАрусь. Соответственно, ее жители являются белАрусами. По нормам, подчеркиваю, русского языка.
Коверканье языка мы видим как раз сегодня, когда термин «Беларусь» ставится во фразах вместе с термином «белорусы». Однозначно безграмотно выглядит само словосочетание: «белорусы Беларуси». Почему там «о», а тут «а»? Где логика? Где система? Какой-то лингвистический бардак. Оспорить написание слова «БелАрусь» никто уже не в силах, так как оно — единственное официальное название нашего государства. Это абсолютно правильно, так как страна должна иметь международное название, взятое из ее национального языка, а не из языка соседей — россиян или поляков.
Вот характерный пример: журналист Павел Шеремет в статье «Белоруссия — Беларусь. Одна страна — два названия» заметил, что «один знакомый писатель спросил: «Почему Белоруссию вы все время называете Беларусь? Беларусь — это же трактор такой! ».
Люди в России не понимают, что у беларусов вообще есть свой собственный язык, на котором не только трактор, но еще и страна имеет право называться. Поэтому, чтобы эту безграмотность ликвидировать, нет иного способа, кроме как изменить написание «белорус» на «беларус». Тогда лингвистически все будет в норме: «беларусы Беларуси».
Теперь о прилагательном «беларуский». Этот момент кажется «самым спорным», потому что он ярко нарушает нормы русского языка, у любого грамотного человека, пишущего по-русски, вызывает неприятие: не в букве «а» (что легко принимается как производное от «Беларусь»), а именно в отсутствии удвоенной «с».
Однако лингвисты (как сторонники, так и противники этой транслитерации) правы. Читателям этой книги, вряд ли разбирающимся в законах лингвистики, объясню следующую вещь. Слово «беларусский» (с двумя «с») в принципе не может существовать по законам лингвистики, так как оно одновременно и продукт транслитерации с беларуского языка (что отрицает соединительную «о»), и продукт грамматики русского языка (сохраняет удвоенную «с»). Но так не бывает, это то же самое, что быть «чуть-чуть беременной».
Раз уж термин — продукт транслитерации с беларуского языка, то он обязан быть им полностью, а не выборочно — то есть не только в вопросе соединительной «о», но и в вопросе удвоенной «с». Это аксиома для лингвистов: если слово транслитерируется, то полностью. А «гибридом» двух языков оно быть в принципе не может.
По этой причине беларуские лингвисты и историки цитированный выше Закон Республики Беларусь («установить, что эти названия транслитерируются на другие языки в соответствии с беларуским звучанием») трактуют шире, чем только термины «Республика Беларусь» и «Беларусь». Они равно трансформируют на русский язык и название нашего языка (и вообще прилагательное «беларуский»), находя его производным от указанных в Законе терминов.
Соответственно, новое написание терминов должно войти и в русский язык. Не только через «а» (что производно от названия страны Беларусь), но и с одним «с», что является реализацией принципа транслитерации. Например: «беларуский спортсмен», «беларуский климат» и т. д. Ибо раз мы употребляем «а» вместо «о», то автоматически должны употреблять и одно «с» вместо двух. То и другое, как говорится, «идет в комплекте».
Наконец, просто странным кажется выражение «белорусская Конституция» или «белорусский язык» — когда это Конституция Беларуси (не Белоруссии) и язык Беларуси (не Белоруссии). Это то же самое, что говорить: «персидская Конституция Ирана» или «персидский иранский язык».
Адам Мальдис, доктор филологических наук, профессор, председатель Международной ассоциации белорусистов, заявил:
«Если слово «Белоруссия» имеет свою традицию (например, газета «Советская Белоруссия»), это одно. Но когда речь идет о названии страны, закрепленном в Конституции и международных документах, тут однозначно — Беларусь. Заключение топонимической комиссии ООН только подтверждает это.