Он пожал плечами и вытер рукой лицо.
— Кто знает, — отозвался он упавшим голосом.
От искреннего сопереживания у Сабрины заныло сердце, и все же ей казалось, что Виктор видит ситуацию несколько однобоко. Со своей колокольни.
— Значит, после смерти Пита ты бросил преступность и свернул на более безопасную дорожку — недвижимость, цены на нефть, фондовая биржа. Я представить себе не могу, как после десяти лет работы в криминальной хронике ты смог заниматься этой скучищей.
Виктор посмотрел на девушку так, будто она сошла с ума.
— Ты и вправду считаешь, что я напрасно так поступил?
Она покачала головой.
— Я занимаюсь этим делом, потому что люблю его. И ты его тоже любил.
Он забрал у девушки фотографию и встал с дивана. Глядя на нее сверху вниз, он сказал:
— Ты права. Я очень люблю эту чертову работу. И я… да, я пробовал продолжать, словно ничего не случилось. Но не смог. Без Пита это было уже не то.
— Видимо, вы были с ним очень близки, — мягко заметила Сабрина.
Виктор кивнул и взглянул на фото.
— Он был мне почти как брат.
Сабрина не могла вообразить, что чувствовал Виктор, потеряв столь родного ему человека. У нее было много друзей, но такого близкого — ни одного. Наверно, она слишком много внимания уделяла работе, и, так же как и Виктору, ей не хватало времени на личную жизнь. И чем больше приходилось трудиться, тем легче было не вспоминать об ошибках, допущенных в отношениях с отцом и с Эриком.
Виктор поставил фотографию на книжную полку. Сабрина встала с дивана и подошла к нему.
— Ты ушел из криминальной хроники из-за Пита. А теперь снова возвращаешься к ней. Вместе со мной. Почему?
Он пожал плечами.
— Сам не знаю. Я спрашивал себя, почему я все-таки не ушел из газеты в тот самый день, когда Кенсингтон сообщил мне о переводе в ваш отдел. Так вот, я согласился, потому что считал себя в долгу перед ним за то, что три года назад он взял меня в «Стар». Но… — со вздохом продолжил он, — видимо, во мне всетаки сохранилось желание писать о преступности. И в глубине души мне хотелось встретиться с призраками прошлого и доказать себе, что я живой солдатик, а не бумажный.
— Но, Виктор, как ты мог сомневаться в себе?
Он строго посмотрел на девушку.
— Ты тоже скептически отнеслась к моему назначению.
Сабрина покачала головой.
— Я никогда не подвергала сомнению твои профессиональные способности. А вот твои рассуждения меня настораживают. Я…
— Сабрина, — произнес он со сдавленным стоном, — да пойми ты…
Девушка крепко сжала его руку.
— Я понимаю, что ты потерял лучшего друга. Из-за несчастного случая ты перекроил всю свою жизнь. Но ты не обязан расплачиваться за это…
— Только не надо говорить мне о расплате! За те десять лет я уже расквитался: наступило прозрение и я знаю, с каким риском сопряжена наша работа. Но я не желаю расплачиваться еще десять или двадцать лет, если ты ввяжешься в бой и получишь пулю!
Девушка в отчаянии повернулась к Виктору и, сжав руки в кулачки, закрыла ими лицо.
Он увидел ее низко опущенную голову, и что-то у него внутри как будто оборвалось. Виктор вдруг понял, что должен обнять Сабрину и поговорить с ней предельно откровенно.
— Сабрина?
Она подняла глаза и, ужаснувшись, обнаружила, что его лицо искажено болью. Виктор обнял девушку и прижал ее к своей груди.
— Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя, мисс Сабрина. И если с тобой что-то случится, я этого не перенесу.
Он ее любит? Она посмотрела на него, не веря своим ушам.
— Ты не путаешь желание и любовь?
Виктор мрачно улыбнулся и погладил ее по голове.
— По-моему, я уже не в том возрасте, чтобы не видеть между ними разницы.
Сабрине стало и радостно, и страшно.
— Ты думаешь? — спросила она дрожащим голосом.
Он взял девушку за подбородок, приблизил ее губы к своим и пробормотал:
— Я тебе сейчас покажу.
Едва Виктор притронулся к ней, как сердце Сабрины неистово забилось, а ноги чуть не подкосились. Она и не знала, что поцелуи могут быть такими нежными и в то же время жаркими и чувственными. Девушка лишь беспомощно цеплялась за Виктора, и ее распирало от желания закричать во весь голос о том, что она любит его безраздельно и самозабвенно.
