– Я так хочу тебя… – прошептала Дина, запуская руку под рубашку Туманова.
– Я хочу тебя не меньше, – отозвался он и сел поудобнее. – Красилина возбужденно задышала и с титаническим усилием оторвалась от Павла. – Довези меня до святого места, там и разберемся, кто кого больше хочет…
– Конструктивное предложение… – просипел он. – Но мне кажется, мы никогда не доедем.
Бог был милостив. Они доехали. По потолку над кроватью, просеянные через тюлевые занавески, бродили лунные зайчики. Тончайшие пылинки, застигнутые на месте светом, создавали иллюзию медленного звездопада.
– Смотри-ка, – подивился Туманов. – Впрямь, свято место. И пусто.
Сколько открытий чудных подарила им эта ночь… Оставшись одни в пустом гостиничном номере (даже тараканы расползлись по свалкам), имея в запасе долгие часы и желание, они заново открывали друг друга. Под скрежет ржавых пружин, под счастливые стенания…
Поутру, когда солнце уже вовсю сияло над городом, он шатался по номеру, собирая разбросанные части туалета. Свои – кучкой поменьше – складировал у входа, Динкины – кучкой побольше – ей в ноги. Она проснулась от прикосновения, позевала и уставилась на него с одобрением: на ходячее бесстыдство – голое и мятое. Ему пришлось рассутулить плечи – стриптиз так стриптиз.
– Носок пропал правый, – посетовал Туманов, рассеянно перебирая свою кучку.
– Почему думаешь, что правый?
– Загнут влево.
После совместных поисков обнаружили искомое на шкафу. Разбирательство выявило, что виновна в утере Дина, умудрившаяся стянуть с любимого брюки вместе с носками.
Позавтракали припасенным печеньем с лимонадом. Завершив трапезу, исследовали выходы из апартаментов. Все три окна двухкомнатного номера выходили на заднюю сторону гостиницы – во двор кирпичной пятиэтажки. Дальнюю оконечность площадки украшал исписанный петроглифами пункт приема стеклотары, груда разбитых ящиков и компания бомжей. Под окном второй комнаты, располагалась пристройка. К ней спускался короткий огрызок пожарной лестницы. В принципе, до лестницы можно было дотянуться и спрыгнуть на крытую рубероидом крышу пристройки, но каким образом после этого спускаться на землю (прыгать высоко), оставалось загадкой. По крайней мере, сверху.
Туманов открыл окно.
– На всякий пожарный. Проветрим.
Дина встрепенулась:
– Ты сказал, что доверяешь старику. Какого черта, Туманов? Давай убежим, и все решение.
– Глупо, – заартачился он. – Если нас пасут, то какой смысл бегать? Если нет – то опять же, какой смысл? Я доверяю словам Воробьева. Его бумажки интересны. И в рассказе есть изюминка. Если документы действительно правдивы, то можно представить, сколько они стоят.
– Ровно две пули, – буркнула Дина.
– Но мы же везунчики, киска, – напомнил Павел. – Нас пули облетают.
Она кивнула:
– Ах да, совсем забыла. Можно купить револьвер и каждый вечер перед сном играть в русскую рулетку. Для снятия усталости. Все равно не убьет.
За стеной отчетливо звучали вступительные такты «Подмосковных вечеров». Одиннадцать утра. Туманов со скептическим видом постучал ногтем по стеклу наручного «будильника».
– Двадцать минут ждем и уходим.
В дверь постучали минут через пять. Туманов напрягся. Взял Дину за плечо. Она вздрогнула, резко скукожилась и стала похожа на дружеский шарж.
– К окошку, – распорядился Туманов. – Возьми сумку – в ней деньги и документы. Чуть что, давай на лестницу.
– Кто там? – поинтересовался он у запертой двери.
– Телеграмма, – хихикнули за дверью – молодо и звонко. – «Волнуйтесь, подробности письмом».
Проворчав что-то насчет неискоренимых студенческих привычек, Туманов отпер дверь.
– Входите, юношество. Шуточки у вас.
– Здрасьте, Сергей Андреевич, – сверкая очками и кривыми латками на пиджачишке, в номер вошел внучок архивариуса – невысокий парень лет двадцати трех.
Туманов захлопнул дверь и стал критически озирать «юриспрудента».
– А ты молодчага, парень. Следишь за собой. «Коронку» с удушением не забыл?
Из дальней комнаты показалась насупившаяся Дина.
– Здрасьте, мэм, – расплылся в улыбке очкарик. – Не забыл, Сергей Андреевич. Шлифуем-с… Вы извините, – он как-то виновато глянул на Туманова, – что не смог прийти вчера к деду. Дела не позволили, да и дед все норовил меня выгнать…
