Кэллаген подумал, что это не было характерно для Габби. Обычно он применял другую тактику. Габби был твердым орешком: у него или было что-то против вас, или нет. Если было, то он лично разбирался с ситуацией. Но то, что он прислал Феллинера следить за Блейзом, указывало, что Габби плохо знал Блейза, если вообще знал его.
Он вернулся в спальню и стал одеваться. В процессе одевания он посмотрел на дело с другой стороны — закладная на Марграуд. Правильной ли была теория Николлза? Кэллаген решил, что с этим залогом было что-то занятное. Во-первых, было очень непохоже, чтобы человек с такими чертами характера, какими обладал майор Вендейн, мог обратиться в незнакомую ему юридическую контору по такому важному вопросу, как залог Марграуда. И все же он это сделал. Но самое интересное заключается в том, что ему удалось выплатить полученные под залог деньги. Где он их взял? Если, как предположил Николлз, план придумала Одри, в надежде, что ей удастся вернуть залоговую сумму из денег, которые они должны были получить по своему иску к страховой компании, то здесь она потерпела неудачу. Денег она не получила. И все же залоговая сумма была выплачена.
Мысли Кэллагена вернулись к Эсме. Когда он ее видел в последний раз, он попробовал выстрелить наугад, задав ей вопрос о Малмесбери, и попал. По крайней мере, ответ был вразумительным.
Он тщательно завязал галстук и направился в гостиную. Там он закурил, и, подойдя к окну, остановился, вглядываясь в темноту. Заложив руки в карманы, он простоял так несколько минут. Затем повернулся, подошел к телефону, набрал номер в Клеркенвилле, подождал минуту и произнес:
— Это ты, Блу? Слушай внимательно. Есть один симпатичный молодой человек, которого зовут Ланселот Вендейн. Он живет в Грантс-Отеле на Кларгес-стрит. Предполагается, что у него куча денег. Во всяком случае, — продолжал он, — Ланселот слишком симпатичен, чтобы у него не было подруги. Поболтайся вокруг и попробуй узнать, кто она. Мне хотелось бы выяснить это, если возможно, к завтрашнему вечеру. Если узнаешь что-нибудь еще, дай мне знать. Ты все понял?
Блу подтвердил, что понял. Кэллаген повесил трубку, закурил новую сигарету и отхлебнул немного виски.
Он вышел из дома и медленно стал пересекать Беркли-сквер, продолжая думать о тех лицах, из которых складывался «рисунок» всего дела Вендейнов, — о майоре Вендейне, Одри, Клариссе и Эсме. Со всеми ними, за исключением, возможно, Одри, все было довольно ясно. С Одри ничего не было ясно потому, что никто не знал о мотивах, которыми она руководствовалась в своих мыслях и поступках. С нею было ясно только то, что она чертовски привлекательна. А что касается сексапильности, думал Кэллаген, то она могла легко занять первое место среди всех женщин семейства Вендейнов. Тот факт, что ее отношение к жизни было более спокойным, нежели у ее сестер, ни о чем не говорил. Спокойные женщины всегда опасны. Кэллаген, которому нравились спокойные и опасные, но в меру, женщины, считал, что импульс в расследовании может дать эмоциональный взрыв со стороны Одри. В той или иной степени он должен будет иметь этот эффект.
Затем шли Габби Вентура, Ланселот Вендейн и Вильям Блейз. Как эта троица появилась вместе на сцене, было вопросом, на который Кэллаген в данный момент не мог даже попытаться ответить. Существовала ли здесь действительная связь или непосредственный контакт между Габби и Одри, Габби и Ланселотом, Габби и Блейзом, было абсолютно неизвестно. Замечание Одри, если это была правда, о возвращении трехсот фунтов несколько поколебало его первоначальное убеждение в том, что между ней и Габби была какая-то связь.
Кэллаген мысленно перебрал все, что ему было известно о карьере Габби. Никакого уважения к Габби у него не было. Правда, чувство легкого восхищения присутствовало. Габби быстро соображал, и у него была способность держать нос по ветру. За последние десять лет он был связан с некоторыми из самых криминальных ночных притонов Лондона. Не с теми, почти приличными, которые расположены в Вест-Энде, и были опасны во время войны, а с действительно темными заведениями, о которых вообще мало кто знает. Габби зарабатывал на них деньги и никогда не оказывался в проигрыше. На них совершала налеты полиция, их закрывали, была масса судебных процессов, но каждый раз на отсидку шел кто-то другой, и никогда Габби. Кэллаген считал, что, если бы Вентура захотел применить свои мозги в каком-нибудь законном финансовом бизнесе, то он был бы одним из тех, чьи портреты можно было регулярно видеть в вечерних газетах и кого называли промышленными королями. Но даже если Габби не был королем в промышленности, он был им в подпольном бизнесе. Кэллагена очень интересовала любая, пусть даже незначительная связь Габби с другими людьми, завязанными в деле Вендейна. Он представлялся, по причинам, которые Кэллаген пока не мог определить, центральной фигурой в данной довольно-таки неопределенной ситуации.
