— Нет, — ответил Кэллаген. — Не возьмусь. И скажи этим юристам, чтобы их клиент обратился в полицию. Они, черт их побери, прекрасно знают, что все дела о шантаже так или иначе заканчиваются в Скотланд-Ярде. Скажи им, что частные детективы только продлят агонию. Есть еще что-нибудь?
— Да, — сказала Эффи. — Поступил чек на двести пятьдесят фунтов от юристов Вендейна. В нем написано, что это задаток на расходы, и говорится, что ты не можешь получить по нему больше трехсот сорока фунтов.
— Какого черта… — пробормотал Кэллаген. — Хорошо, зарегистрируй чек и проведи его через банк.
— Я уже это сделала, — ответила она.
— Ты просто чудо, — похвалил он ее и повесил трубку.
* * *
Кэллаген появился в офисе четверть третьего. На нем был отутюженный темно-синий костюм, голубая шелковая рубашка с мягким воротником и черный галстук. Когда он проходил через приемную, Эффи отметила, что костюм был новый, и стала размышлять о мисс Вендейн.
Он сел за стол и закурил сигарету, медленно втягивая дым и выпуская его через одну ноздрю. В кабинет зашла Эффи Томпсон с блокнотом в руках.
— Я дозвонилась Парвеллам, — сказала она. — Бриллианты Вендейнов застрахованы в страховой компании «Сфиа энд Интернэшнл». Эта фирма страховала их в течение последних двухсот семидесяти лет. Они считают риск оправданным, и, во всяком случае, цена страховки занижена. Бриллианты страховались от похищения и на случай пожара.
— Спасибо, Эффи, — поблагодарил Кэллаген.
В приемной звякнул колокольчик открываемой двери. Эффи вышла и через мгновение вернулась, доложив:
— Мистер Вентура.
Габби выглядел как первый весенний росток. На нем был светло-зеленый костюм, так великолепно скроенный, что уменьшал живот хозяина почти на три дюйма; кремовая шелковая рубашка, крепдешиновый галстук очень приятного темно-зеленого цвета с сердоликовой заколкой, украшенной бриллиантами. В полной руке он держал серую, в тон костюму, шляпу.
— Ну, что гложет тебя, Габби? — спросил Кэллаген. — Садись. — Он посмотрел на живот Вентуры. — Тебе тяжело стоять на ногах из-за веса.
Вентура плюхнулся в большое кожаное кресло. Он достал шелковый платок и с трудом запихнул его за тугой шелковый воротник на шее.
— По-моему, пора мне переходить на диету или придумать еще что-нибудь в этом роде.
Кэллаген кивнул.
— Ты пришел сюда сказать мне это? — задал он вопрос.
Вентура немного поерзал в кресле и произнес:
— Послушай, Слим. Я знаю тебя, а ты знаешь меня, и я полагаю, что могу зайти так далеко, что заявить: мы почти друзья.
Кэллаген закурил еще одну сигарету.
— Почти, — усмехнулся он. — Вопрос заключается только в том, поверит ли кто-нибудь этому.
— Не язви, Слим, — сказал Вентура. — Я думаю, ты все еще вспоминаешь о деле Рэндалла?
Кэллаген продолжал сидеть с очаровательной улыбкой.
— О нем и еще о паре случаев, — произнес он. — Есть множество вещей, связанных с клубами, которыми ты в свое время управлял, и которые мне не нравятся, Габби.
Вентура медленно сказал:
— Послушай, Слим. Я должен зарабатывать себе на жизнь, и сейчас в моих клубах все в порядке. Посмотри, как я управляюсь в «Вентура-клаб».
— Я знаю, — ответил Кэллаген. — А как насчет твоих остальных притонов? Например, такое маленькое местечко, как «Позолоченная лилия»? В последний раз, когда я там был, там так воняло марихуаной, что мне почти потребовался противогаз. И все же…
Он изучающе взглянул на Вентуру.
— С тобой тяжело, Слим, — произнес Габби. — И ты не хочешь облегчить мне жизнь. Я пришел к тебе, чтобы попросить тебя об одолжении.
— Я так и думал, — откликнулся Кэллаген. — О каком же?
— Так, пустяки, — ответил Габби. — Послушай, Слим. Дело заключается в следующем. Я хочу, чтобы ты просто сказал кое-что и не задавал мне никаких вопросов. Понимаешь, это очень личное. Ну, дело такое…
Он пододвинул свое кресло чуть ближе к столу Кэллагена.
— Ты знаешь меня, Слим. Я жесткий, но бывают моменты, когда я размягчаюсь.
— Ты что, хочешь, чтобы я заплакал, Габби, — спросил Кэллаген. Вентура сморщил лицо.
— Мне не нравится, что ты всегда шутишь надо мной.
Он покраснел.
— Хорошо, — согласился Кэллаген. — Я не буду шутить над тобой. Ты чувствительный парень, ну и что из этого вытекает?
