– Она не умерла. Для меня она жива. Я не могу представить себе ее мертвой.
Голос у Каролины глухой и взволнованный. В горле у нее ком, и она вынуждена все время сдерживать рыдания.
– Не рассказывай больше! – просит она. – Лучше мы отметим день ее ухода.
Но Розильда выкладывает все до конца:
– Наступило последнее утро. Как обычно, она провела со мной урок. Она всегда любила начинать пораньше, и я приходила к ней каждое утро в половине шестого. К этому моменту она уже успевала встать и поработать пару часов. Летом между половиной шестого и половиной девятого освещение в ее мастерской бывало самым лучшим. Для нее самой это было неважно, ведь она была слепа, но для меня это имело значение. В то утро мы работали как обычно. Все шло прекрасно. Сигрид была бодрой и веселой. Она только немного жаловалась на жару – я подумала, потрогав ее лоб, что обычно он у нее бывал прохладнее, но только потом поняла, что у нее был жар. Никакой усталости не было заметно. Я ей так и сказала.
– А разве у меня есть время уставать? – отозвалась она.
Вскоре после этого урок Розильды закончился, и она ушла. Но всего лишь через несколько часов Сигрид снова попросила ее подняться к ней. Когда Розильда пришла, в башне были открыты все окна и двери. Дул свежий ветер, белые летние занавески и драпировки надулись, как паруса. Розильде показалось, что она ступила на борт мчащегося по волнам парусника. А Сигрид сидела на своем стуле посреди мастерской на самом сквозняке, как будто на семи ветрах. На коленях у нее лежал большой сверток.
– Как сильно здесь дует! – сказала ей Розильда. – Это совсем ни к чему. Может, закрыть окна?
Но Сигрид не позволила.
– Сегодня мой день рождения, – торжественно произнесла она. – Поэтому я решила сегодня отдохнуть и заняться тем, чем мне хочется.
Она шутит?
Все это выглядело несколько странно. У Сигрид всегда была ясная голова. Ее день рождения отмечали недавно большим пышным застольем. Об этом ей было, конечно, хорошо известно. Это читалось по ее лицу. Она выглядела, как шаловливый ребенок, который задумал что-то особенное и прекрасно знает, что его не все понимают.
Розильда ничего не сказала. Но оставила окна открытыми. Она решила, что Сигрид самой виднее, как лучше. Если она хочет сидеть, овеваемая во всех сторон ветром, с этим ничего не поделаешь. Розильда просто хотела узнать, зачем за ней посылали. Видимо, у Сигрид настолько срочное дело, что она не может ждать до утра, когда Розильда снова придет к ней на урок.
– Да, – подтвердила Вещая Сигрид. – Это касается вот этого свертка. Он предназначается Каролине, и я хочу, чтобы ты передала его ей как можно скорее. На следующей неделе вам придется подумать о другом, как я полагаю, но через неделю ты должна будешь отправиться в Стокгольм и передать ей это от меня. Собственно, ей нужно было получить его много раньше. Я думала, что у меня в запасе больше времени, но главное, чтобы она получила его сейчас, потому что он нужен ей в ее работе. В дополнение к зеркалам. Тебе не придется объяснять больше того, что я сказала. Каролина сразу поймет, что я имею в виду.
– Так она и сказала? – переспросила Каролина.
– Да. Слово в слово.
– А больше она ничего не говорила?
– Говорила. Вот что: «Эта голова будет всегда напоминать о том, что настоящее творчество рождается изнутри. Поэтому нужно всегда опасаться своего внутреннего ока». Мне тоже следует помнить об этом во время работы, сказала она. Это касается всех.
Затем Розильда ушла от нее. А через несколько часов Сигрид умерла. Она так и не встала со своего стула, сидела перед распахнутыми окнами, овеваемая ветрами и развевающимися занавесками.
Розильда умолкла. Она подошла и положила свою руку на Каролинину, все еще бережно прикрывавшую подарок. Но вот наконец Каролина убирает руку, и они вместе с Розильдой снимают со скульптурной головы последнее покрывало.
Розильда поднимает ее вверх для Каролины, которая не видела своего скульптурного портрета с тех пор, как его ваяли. Поэтому она с большим трепетом поднимает на него глаза и начинает рассматривать. Но тут же снова опускает взгляд. Она чувствует жжение в глазах. С трудом сдерживая себя, Каролина говорит как можно спокойнее:
