Тайная жизнь великих писателей - страница 11

Когда Диккенс и По встретились в первый и единственный раз — в 1842 году, — птица уже умерла. Хозяин случайно оставил открытую бутылку с краской, и ворон отпил оттуда. Диккенс поведал эту печальную историю Эдгару По, а тот, вернувшись домой, вставил зловещего говорящего ворона в стихотворение «Линор», которое было написано ранее и лежало в столе без дела. «Линор» прекрасно рифмовалось с «nevermore», то есть «никогда», — именно это слово затем прославилось, став многократно повторяемой мантрой пророчащего ворона из — кто бы мог подумать! — стихотворения «Ворон».

Нет на свете ничего интереснее, чем склоки в поэтической среде. В случае с Эдгаром По мальчиком для битья стал известный поэт Генри Лонгфелло, автор «Песни о Гайавате». По причинам, которые и теперь, два столетия спустя, остаются неизвестными, Эдгар По сменил свое отношение к Лонгфелло, его личности и его поэзии с умиления и восхищения на неприкрытую враждебность. В 1840 году По опубликовал язвительный отзыв на последнюю поэму Лонгфелло, обвинив автора в плагиате и заимствованиях у лорда Альфреда Теннисона. Когда за выпадом не последовало никакой реакции, По заявил, что Лонгфелло воровал стихи и у него самого. Разразилась так называемая «война с Лонгфелло». К несчастью для По, это была всего лишь пустая трата сил. Ему так и не удалось собрать убедительные улики, доказывающие, что Лонгфелло был плагиатором, а его знаменитый соперник благодушно игнорировал необоснованные нападки более молодого собрата по перу. После смерти По Лонгфелло очень тепло о нем отозвался, добавив: «Резкость его критики я всегда считал не чем иным, как раздражением чувствительной натуры, которое было подогрето бесконечной нетерпимостью к дурному». Туше!

Эдгар По не чурался журналистских уток, особенно когда в кармане было пусто. В апреле 1844 года поиздержавшийся По продал нью-йоркской газете «Сан» материал о первом перелете на воздушном шаре через Атлантику. «Главная проблема наконец решена! — торжествующе писал он. — Воздух, земля и океан покорены силами науки, и вскоре путешествовать по ним человеку станет так же просто, как проехаться по обычной дороге». Изящная, невероятно хорошо продуманная статья объемом в пять тысяч слов детально описывала аэростат, пилота (настоящего пилота по имени Монк Мейсон, летавшего на воздушных шарах) и само путешествие. Есть только одна маленькая загвоздка: вся статья от первого до последнего слова была выдумкой. На следующий день газета напечатала опровержение: «Письма с юга… не принесли подтверждений о прилетевшем из Англии аэростате… мы вынуждены заключить, что информация была ошибочной».

Черные тучи неудач, висевшие над головой Эдгара По на протяжении всей его жизни, не рассеялись и после смерти. Памятник на его могиле был сбит сошедшим с рельсов поездом. До 1875 года, когда его тело было эксгумировано и перезахоронено, писатель покоился под табличкой с надписью «№ 80».

Каждому, кто собирается выпустить на рынок какие-нибудь товары для кухни с символикой или именем Эдгара По, не мешает помнить о существовании такой таинственной фигуры, как «По Тостер»[9]. Начиная с 1949 года этот незнакомец, облаченный в черный плащ, приходит на могилу По в ночь, когда родился поэт. «Кладбищенский фанат» — это словосочетание можно было бы отнести к какому-нибудь персонажу из жутковатых рассказов По, но кладбищенские сторожа (как и многочисленные ученые, спорящие насчет его личности) подтвердят вам, что этот человек абсолютно реален. Ритуал всегда один и тот же: человек поднимает тост за покойного, а потом уходит, оставив на могиле в знак признания полупустую бутылку коньяка и три красные розы. Почему три розы? Они могут символизировать самого По, его приемную мать и его жену — все они захоронены на одном участке. Почему коньяк? Никто не знает. Для чего вообще все это? Никто так и не попытался подойти к таинственному человеку и спросить — любопытствующих удерживают как уважение к По, так и мрачная торжественность ежегодного ритуала.