В колледже мы с ней были не разлей вода, но теперь я видела свою бывшую лучшую подругу редко, несмотря на то что мы жили не далее как в четырех милях друг от друга. Но эти четыре мили включали Темзу, а каждый, кто когда-либо жил в Лондоне, знает, что на общественном транспорте — даже из Южного Клэпема в Северный (это всего две остановки на метро) — меньше чем за час никуда не доедешь. А уж добраться из бедного Балхэма, расположенного так далеко на юге Лондона, что его называют «Воротами во Францию», — в очаровательный и стильный Белсайз-парк, на севере, — все равно, что съездить в Нью-Йорк. Так-то вот.
Поэтому моя дружба с Мэри, как и дружба с Брайаном, свелась к обмену краткими электронными посланиями два-три раза в неделю. Хотя у Мэри действительно не хватало времени на что-нибудь более содержательное, чем «Как дела? Прости, что долго не писала». Дело в том, что если моя жизнь с того момента, как, празднуя окончание учебы, мы в восторге швыряли ввысь академические шапочки, — шла по строго нисходящей траектории, то жизнь Мэри вышла на межзвездную орбиту. Честно говоря, если бы я не видела ее раз по пять в год за последовавшее после выпуска пятилетие и не имела бы некоторого представления о процессах, происходящих в ее жизни, — я бы не поверила тому, что новый облик Бедной Мэри, постоянно отвлекаемой от разговора со мной — более важными звонками, — базируется на том же наборе генов, что и Мэри, неделю прорыдавшая в своей спальне после исчезновения, в районе моста через реку Северн, одного участника группы «Мэниак Стрит Причерс».
Она даже перестала красить волосы в черный цвет. Ее мать, как оказалось, — верховная жрица пиара и владелица крупной компании, предоставляющей услуги по раскрутке товара всем на свете: от производителей безалкогольных напитков до арабских торговцев оружием (во время учебы об этом не упоминалось), уговорила Мэри перед собеседованием для приема на работу вставить себе выбитый зуб и вернуть естественный цвет волос (светло-русый), — с тех пор волосы Мэри стали еще светлее. Открыв дверь в кафе «Меццо», я не поняла, кто сидит передо мной за столом: давняя подружка или ведущая утренней программы, — настолько телегенично смотрелись блестящие волны ее золотистых волос. На ней был кремовый брючный костюм, а под ним — шоколадная шелковая блузка и дорогие кожаные украшения в тон. Он выглядела так, будто оделась в «Торнтонз»[14], причем во все самое лучшее. Не наряд, а просто трюфели с шампанским. Я, наоборот, выглядела не слишком аппетитно в заляпанных джинсах и свитере, который выудила из корзины для белья. Честно говоря, я даже не была уверена, что свитер — мой.
— Ну, похоже, что ни в какое симпатичное место мы сегодня обедать не пойдем, — сказала она, увидев меня. — Закажи себе кофе или что-нибудь еще, дорогая. Мне нужно только сделать несколько звонков, и потом я буду полностью и безраздельно твоя. — Она подтолкнула ко мне пятерку, чтобы я купила себе кофе, и следующие четверть часа убеждала редактора «Дейли Мейл» или другой газеты, что новый военный кризис в Ираке — совершенно не та новость, которую следует помещать на первую полосу понедельничного номера.
— Да-а-ра-гуша, — пропела она своим самым соблазнительным голосом (когда-то не сразившим аспиранта с пирсингом). — Ты только об этом и пишешь. Как можно начинать неделю с такого мрачного материала? После этого хочется только повеситься. А что, если вместо этого написать так… Что-то мне подсказывает, что новый парень Антеи Тернер[15] к концу недели не наденет ей на пальчик обручальное кольцо, и она тут же уйдет в монастырь кармелиток. Могу достать фотографии. Ну, и что по-твоему, это не заслуживает передней полосы?
К моему удивлению, он согласился.
Начав сперва карьеру в области моды, Мэри двинулась затем в сторону искусства (или арт-менеджмента, как она сама это называла) и быстро достигла вершин на избранном поприще. Когда выяснилось, что ее главный талант — перемывать кости знаменитостям, отец Мэри профинансировал ее собственное агентство по розыску талантов, но об этом она не любила говорить. Теперь у каждого, кто чувствовал себя индивидуальностью, была ее визитка на случай внезапного желания обнародовать этот факт публично. Она была на «ты» со всеми, начиная со звезд международной журналистики, разъезжающих по миру налегке — в одном бронежилете, — до новорожденных детей «Спайс Герлз», не выходящих в свет без памперсов от Гуччи.
