Известны только два ее явления, во время которых она говорила.
Одна из придворных дам вошла в свою уборную для примерки платья и спросила у горничной: «Который час?» В это время из-за ширм вышла «Белая женщина» и отвечала: «Десять часов, милостивая государыня». Дама, конечно, очень испугалась, а через несколько недель занемогла и вскоре умерла.
Слова, сказанные привидением в другой раз, имели более глубокое значение. Это было в Берлине, в декабре 1628 года. Явившись, белая женщина произнесла по-латыни: «veni, hudica vivos et mortuos; iudicium mihi adhuc superest», то есть: приди, суди живых и мертвых – мне еще предстоит суд.
Из многочисленных явлений «Белой женщины» есть еще одно, особенно замечательное. В нейгауском замке существует очень старинный обычай угощать в великий четверг всех приходящих бедных сладкой кашей, приготовляемой из овощей и меда, и еще давать им пива и каждому по семи кренделей. Когда в тридцатилетнюю войну шведы, завладев городом и замком, этого обычая не исполнили, то в замке началась такая суматоха, шум, гвалт по ночам, что не было никакой возможности там оставаться. Часовым являлись разные страшные привидения, невидимая сила повергала их на землю, стаскивала офицеров с их кроватей. Несмотря ни на какие розыски, явления продолжались, пока шведский комендант, по совету одного из нейгауских жителей, не исполнил древнего обычая и не накормил бедных сладкой кашей; тогда только все успокоилось.
Долго напрасно трудились над разгадкой, кто зто таинственное существо, пока иезуит Болдуин не извлек из многих старинных бумаг и актов следующую весьма вероятную историю Белой женщины.
Между портретами древнейшего и славного рода Розенбергов нашли один, очень сходный с белой женщиной. Это портрет Перхты, или Берты, фон Розенберг. Она изображена на нем одетой по моде того времени, вся в белом. Родилась между 1420 и 1430 годами. Отец ее, Ульрих II фон Розенберг, был обер-бург-графом Богемии и, по соизволению папы, главным предводителем католических войск против гусситов, а мать- Катарина Бартенберг, умершая в 1436 году. Берта в 1449 году вступила в брак с Иоанном фон Лихтенштейном, богатым и знатным бароном Штейерморкским, но была с ним очень несчастлива, так что вынуждена была искать у своих родственников защиты от различных оскорблений и притеснений развратного мужа, после смерти которого она жила вместе с братом своим Генрихом IV Розенбергом, вступившим в управление Богемией в 1451 году и умершим без наследников в 1457 г. Берта до самой смерти своей не могла примириться с памятью мужа и перешла в тот мир непримиренной.
После смерти брата Берта Хила в Нейгаузе и построила тамошний замок, стоивший огромных трудов ее подданным. Ободряя их труды, она обещала им сверх честной расплаты деньгами, по окончании постройки, угостить работников и их семьи сладкой кашей, что и было ею исполнено. Во время великолепного пира, заданного ею всем окрестным крестьянам, она, желая увековечить память о их усердии, установила ежегодное в этот день угощение бедных. Впоследствии ее наследники перенесли его на великий четверг.
В точности неизвестно, когда умерла Берта, но полагают, что в конце пятнадцатого столетия. Портреты ее сохранились во многих замках в Богемии, и на всех она изображена в белом вдовьем платье с покрывалом на голове. Изображение это очень напоминает Белую женщину.
Она является во всех замках, где живут ее потомки, и всегда ее появление предвещает или чью-нибудь смерть, или какое-нибудь несчастье. (См. «Теорию науки о духе» Юнга Штиллинга; сн. «Ребус». 1884 г., № 12.)
15. Рассказ Р. Оуэна об отце, умершем в Европе, который явился сыну в Америке.
«Для ума, омраченного ходячими предрассудками, будет совершенно непонятно, каким образом факт привидений признавался бы так единодушно во всех странах, если бы их никто никогда не видел».
Джорж Страган.
Один из замечательных видов скептицизма, это – отрицание того, что допускалось во все века, – возможного появления так называемых у нас мертвецов. Фантастические подробности ходячих сказок о привидениях, – страшные лица, обнаженные скелеты, звон цепей, запах серы, синеватое пламя, – немало поспособствовали этому новейшему саддукейству. Ложные представления и болезненные чувства, вызываемые явлением смерти, помутили не только наше суждение, но и наши ощущения. Тех, кого мы любили в этом мире, мы приучились бояться тотчас по переходе их в другой. Мы помышляем с ужасом о возможности их появления; пожалуй, лишаемся чувств, когда они внезапно предстанут, потому что страх ослепляет: это – отец суеверия.
