Спуск вдоль русла Изу, по которому несся поток мутной воды, был долгим, но обошелся без приключений. Наконец они увидели садовую ограду позади гостиницы.
— Ого! — изумленно воскликнул Жан-Марк.
Роскошный глиняный вазон, украшавший угол стены, валялся разбитый вдребезги на мокрой земле. Все цветы были растерзаны, и даже у несокрушимого кипариса обломалось несколько ветвей.
Из дома донеслись взволнованные голоса. Их заметили. Поднялась кутерьма. Ну и ночку провели оставшиеся в гостинице! Никто не спал, сидели при свечке. Электричество по всей округе отключилось, потому что буря повалила столбы. Сидели и перебирали все одни и те же страхи и надежды.
— Ангелочки мои! — повторяла тетя Лидия, наливая в стаканы горячее молоко.
А Эстер и мадам Трюшассье, не сговариваясь, спросили в один голос:
— Но почему же они все-таки сбежали, Рено?
Рено уже открыл рот, чтобы ответить, но остановился, посмотрел на Лоранс, на Жан-Марка и наконец сказал, удивленно разводя руками:
— Правда, почему… мы как-то не спрашивали, почему. Забыли, что ли.
И он рассмеялся.
— Да, — серьезно подтвердил Жан-Марк, — в самом деле.
— Да, — сказала и Лоранс, — мы говорили о другом.
Глава 9
Долгожданное письмо
На другой день Жан-Марк и Рено, стоя на лесенках, снимали вывеску «ТАВЕРНА „СТАРЫЙ ЗАМОК“».
Царствование мадам Трюшассье кончилось. Она заявила о своем отъезде: «В моей помощи нуждается сестра Эрманс».
А тетя Лидия взяла отпуск и осталась еще на несколько дней. Когда она перестала тревожиться за своих «ангелочков», оказалось, что она такая же милая и веселая, как все Абеллоны.
Режинальд всем прожужжал уши рассказами о своих подвигах; впрочем, после этого приключения на него стали смотреть, пожалуй, даже с некоторым уважением.
У Эммелины никак не проходил кашель, который она старательно демонстрировала. Мать пригласила к ней врача, и он заверил ее, что у девочки просто насморк и от этого першит в горле. Тетя Лидия снова повеселела. А Эммелина стала принимать солнечные ванны в саду, лежа в шезлонге, и ее часто навещал победитель велогонки в Альпинах Дидье.
В день отъезда семьи Трюшассье дядя Антуан сам взялся отвезти их в Авиньон к поезду. А Жан-Марк вызвался тащить чемоданы по лестницам подземного перехода на вокзале. Машина отъехала, и, пока она не скрылась за поворотом, провожавшие видели Режинальда — он приплюснул лицо к заднему стеклу и махал обеими руками. И неожиданно для самой себя Лоранс почувствовала, что в душе у нее словно образовалась какая-то пустота.
На обратном пути Жан-Марк спросил:
— Дядя Антуан, ты, наверно, рад, что снова сел за руль?
— Еще бы! Кажется, моим напастям все-таки приходит конец! — ответил дядя Антуан.
В Авиньоне он проворно лавировал среди наводнивших город по случаю фестиваля машин. Жан-Марк подумал, что вместе с болезнью, возможно, уйдут и мучительные воспоминания о коротком пути в Бори-Верт…
Уже выезжая из города, дядя Антуан вдруг остановил машину и сказал:
— Видишь, вон почтовый ящик. Сбегай-ка опусти вот это письмо. Хотел отправить его на вокзале, но забыл.
Жан-Марку показалось, что на скользнувшем в щель ящика конверте написано: «Мадам Катрин Абеллон». Он вернулся в машину, строя разные догадки.
— Знаешь, — сказал дядя Антуан через некоторое время, — очень жаль, что вы должны уезжать. У меня столько заказов на комнаты с пансионом. За лето можно было бы неплохо заработать. Ну, а без помощников нам не обойтись.
Жан-Марк только покачал головой.
* * *
Через два дня утром почтальон вручил Лоранс пачку писем и газет. Между прочим, она так и не рассталась со старой привычкой изучать почерки на конвертах. И вот, поскорее бросив почту на стол дяди Антуана, она с вытаращенными от удивления глазами помчалась к брату:
— Пришло письмо от мамы дяде Антуану!.. Но тебя, я вижу, это не удивило?
— Удивило, конечно, — ответил Жан-Марк, — хотя… по правде говоря, не очень.
Лоранс посмотрела на него недоверчиво и пошла заниматься своими делами.
* * *
За ужином Жан-Марк вдруг отложил вилку и задумчиво сказал:
— Мне сейчас пришло в голову, что я ни разу за все время не вспомнил о Совиньоне.