Она дошла до зеленого куста, обогнула его и сквозь пелену воды заметила какое-то сооружение из камней с черным прямоугольным отверстием. Недолго думая, она юркнула в эту дыру…
И очутилась… и Бори-Верт! Ну, конечно же! Деревья посреди ложбины полностью скрывали ее. Лоранс протерла глаза. Тут внутри было темным-темно. Как, впрочем, и снаружи. Во внезапно наступивших сумерках ей были видны через входное отверстие только блестящие струи дождя, хлеставшие по камням перед хижиной. А слышно было только, как шумит дождь, воет ветер и почти непрерывно гремит гром. Перед входом раскачивалась и дергалась во все стороны плеть дикого винограда.
Лоранс вспомнила, что у нее в руках керосиновый фонарь. «Найти бы спички», — подумала она и, положив мешок на землю и присев рядом с ним, принялась вытаскивать из него все подряд: шоколад, лимоны, термос, два свитера — и наконец нашла в одном из карманов большую коробку спичек. В другом лежали пакетики чая и плотно закупоренная маленькая фляжка.
Лоранс извела несколько спичек, пока наконец фитиль не загорелся голубым огоньком. Она закрыла стекло, выкрутила фитиль побольше и, держа фонарь в вытянутой руке, начала осматривать жилище двух робинзонов.
Бори-Верт была сложена так же тщательно, как и хижины рядом с Мазербом. Она была не круглая, как бори позади кафе, а вытянутая. Каждый новый ряд камней немного нависал над предыдущим, а завершали свод ровные прямоугольные плиты.
Лоранс принюхалась. Перебивая запахи дождя и грозы, в хижине ощущался аромат провансальских трав. Кое-где на стенах выделялись какие-то пятна. Она поднесла фонарь поближе и удивилась. В углубления между камнями были воткнуты веточки тмина, мяты, лаванды и розмарина, которые кто-то расположил там, чтобы они образовали волнистую полосу вокруг всей стены.
А это что за темный предмет лежит на полу? Лоранс боязливо потрогала его кончиков вымокшей босоножки. Что-то тонкое и мягкое. Она нагнулась.
Да это покрывало! То самое, вышитое еще руками бабушки Абеллон покрывало в цветочек, исчезновение которого заметила Сидони. Были и другие признаки того, что в хижине жили люди. Вот ножницы для кролика на выступе камня, будто нарочно сделанном для них. А вот на столбике из камней синий пакет сахара, мыло… На другом выступе висит такое неожиданное в этой обстановке полотенце, рядом с ним — колбаса. На обложке журнала разложены вилки и ложки. А вот и спиртовка, и коробок спичек, и сложенные башенкой коробки сардин. В пластмассовом стаканчике стоит букет: кустик мелких синих цветов без листьев, которые обычно растут прямо на камнях и оживляют их, и желтый дрок.
А веник валяется на полу, рядом с кучкой сухих листьев. Наверное, гром грянул, когда Эммелина подметала пол, и она, обезумев от страха, бросила веник и побежала… Эммелина с веником в руках — это что-то новое. Да и вообще трудно было поверить, что это она навела здесь такой порядок. Все эти поэтичные мелочи: травяной узор на стене, синие цветы — как-то плохо вязались с представлением о прекрасной Эммелине, личности такой, в общем-то заурядной.
Лоранс сняла босоножки и осмотрела их: веревочные подошвы, конечно, уже успели превратиться в пропитанную водой губку. Она прислонила туфли к стене и села на пол. Почему никто не идет? Что случилось? Может, они свалились в пропасть? Что делать? Взять фонарь, плащи и идти к ним? А как их найдешь, если кругом бушуют дождь и ветер? Эта гроза, кажется, никогда не кончится! Стоило ей это подумать, как тотчас, как бы в доказательство того, что конца действительно не будет, вход в бори озарился пламенем и где-то совсем рядом раздался чудовищный грохот, еще сильнее, чем тот, от которого она испуганно вскрикнула. Она сжалась в комочек.
Громыхало еще долго после того, как молния погасла, но среди этого рокота Лоранс различила и другие звуки: человеческие голоса. Наконец все четверо ввалились в хижину, и она сразу стала казаться маленькой. Эммелина была похожа на утопленницу: платье прилипло к телу, а волосы свисали на лицо, как водоросли. Она причитала:
— Дядя Рено, дядя Рено, не уходи! Я сейчас умру!
