Саймон поднял голову и уставился на бокал, который поставил на каминную полку. Боль в сердце становилась все сильнее. Его терзали чувства одиночества и опустошенности, и он никак не мог их подавить.
– Не переживайте вы так, хозяин. Придет время, и ваше желание примириться с отцом станет сильнее вашей обиды, съедающей вас изнутри.
Саймон горько улыбнулся другу и сказал:
– Боюсь, на это не хватит всей жизни.
Санджай постоял немного в тишине, а потом пошел к двери.
– Вам что-нибудь нужно, хозяин? – спросил он.
– Нет, иди спать. Я побуду один.
Санджай уже вышел в коридор, как вдруг раздался стук в парадную дверь. Сначала он был тихим и нерешительным, но потом стал громче.
– Кто бы это ни был, не пускай его, – сказал Саймон вернувшемуся слуге. – Я никого не хочу видеть.
– Хорошо. – Санджай закрыл дверь в кабинет и оставил своего хозяина наедине с его злостью и обидой.
Боже правый, если бы отец сейчас оказался в этой комнате, Саймон с трудом бы сдержался, чтобы не совершить то преступление, в котором его обвинял весь Лондон. Ему бы потребовалась вся выдержка, чтобы не убить его за то, что он промотал состояние Норткотов. За то, что из-за него он потерял любимый дом.
У Саймона стало мутнеть в глазах. Он потер их руками, а потом, не в силах больше бороться со злобой, швырнул бокал прямо в огонь. Тот разбился на сотни вспыхнувших в бликах пламени осколков.
Черт, как ему претило признавать себя побежденным! Как ненавидел он толпу кредиторов, готовых с жадностью вцепиться в то, что осталось от богатства Норткотов, – в родовое поместье Рейвнскрофт. И все это случилось из-за глупости его отца!
Все из-за нее!
Саймон с такой силой сжал ладони в кулаки, что у него побелели костяшки пальцев, а потом медленно выпустил воздух из легких, стараясь уменьшить боль в груди. Хорошо, что этой женщины сейчас тоже нет рядом, иначе он не стал бы сдерживаться, а схватил бы ее за шею и стал бы давить до тех пор, пока…
– Хозяин.
Тихий голос Санджая прервал кошмарное видение, но злость никуда не делась. Она клокотала внутри, готовая вот-вот вырваться наружу.
– Что такое?
– К вам с визитом юная леди. Она говорит, что это очень важно.
– Не пускай ее. Я не хочу никого видеть.
– Но мне кажется…
– Это не важно. Разве юная леди не понимает, который сейчас час? Слишком поздно для светского визита, а больше я от нее ничего интересного не жду.
– Дама очень настаивает. Думаю, будет не слишком мудро отослать ее, не выслушав.
Саймон повернулся к верному слуге спиной и ударил кулаком о стену.
– Я сказал…
– Прошу вас, лорд Норткот. Я хочу поговорить с вами насчет одного очень важного дела, – вдруг услышал он мягкий женский голос.
Саймон повернулся в сторону двери и закричал изо всех сил:
– Подите вон!
Он ожидал, что девушка сейчас подпрыгнет от страха, ведь его громкий голос пугал даже взрослых мужчин. Но незнакомка даже не вздрогнула. Вместо этого в ее глазах зажегся огонь, значение которого он не смог разгадать. Что это было – решимость или отчаяние? Саймон не знал.
Непрошеная гостья направилась к нему. Ее шаги были ровными, твердыми, как будто она совсем его не боялась. А потом девушка посмотрела на него с уверенностью, еще больше разозлившей Саймона.
Это чувство только усилилось, когда Санджай вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, оставляя хозяина наедине с незнакомкой.
Саймон взял бокал с полки и направился к столу.
– Кто вы такая? – спросил он, наливая бренди. Но леди молчала.
Тогда он повернулся и глянул на нее. Теперь во взгляде незнакомки читалось смятение. Ее глаза в пламени свечей казались темными и загадочными. Удивительно, но они будто сияли сами по себе. И потому, несмотря на тени, Саймон разглядел их цвет – глубокий карий, как расплавленный шоколад. Кожа гостьи была чистой и белой, губы – полными и мягкими. Соблазнительными. Созданными для поцелуев.
Он видел ее раньше. Но где?
Саймон вгляделся еще пристальнее и вспомнил. Ну конечно! Она была на балу у Стратморов.
Он отвел взгляд в сторону, не желая дальше рассматривать незнакомую девушку. Но почему-то глаза не послушались его и опять вернулись к незваной гостье.
