— Сядем вон там, — Дима указал на места возле входа.
Столы уже оказались накрыты. От тарелок с геркулесовой кашей шел пар, вареные яйца были еще горячие, рядом со сливочным маслом лежал нарезанный и поджаренный белый хлеб. Только теперь я понял, что чертовски хочу есть. Ночные бутерброды не спасли, а лишь раззадорили аппетит.
Обжигаясь горячей кашей, я рассматривал помещение. Столы расставлены буквой П, причем в вершине собрались преподаватели. Я ожидал увидеть каких-нибудь чудаковатых стариков в мантиях и с палочками, но нет. Большей частью учителя оказались не старше моего дяди Коли, а некоторые и вовсе выглядели только что окончившими эту школу. Из всех присутствующих я знал лишь Елизавету Карловну — ту тетку, которая оказалась заведующей, — и Козловича.
Закончив с учителями, я принялся за обучающихся. Народу было предостаточно — около трех десятков парней и девчонок. И остальные все прибывали. Видимо, многие, как и Рамиль, любили поспать.
— Мне казалось, что здесь больше людей, — признался я соседям, намазывая масло на третий хлеб и нацелившись на стакан с какао.
— Второй курс в другую смену учится, — отозвался Дима, — третий обычно после нас ест, но там непонятно. Они же выпускники. Бывают дни, когда вообще в Башнях не появляются. А бывает, когда и ночью оттуда не вылазят.
Наш разговор прервала смеющаяся группа из шестерых учеников, появившихся у входа в столовую. Если остальные старались не шуметь, то эти будто нарочно вели себя вызывающе. Две девчонки и четверо пацанов — а гвалта, как от целого класса. Один из проходивших мимо заметил меня и начал шептать что-то остальным, изредка глядя в нашу сторону и противно скалясь. И почему мне это уже не нравится?
— Макс, пожалуйста, не смотри на них, — Рамиль склонился над тарелкой так низко, точно пытался гипнотизировать остатки каши.
Вот ведь закон подлости. Пока сосед это не сказал, мне даже интересно не было. А теперь я не мог отвести глаз от появившейся шестерки. И судя по сердитым взглядам, им это не особо понравилось.
— Кто это?
— Высокородные.
— Так у нас и Дима же высокородный.
— Не-а, — замотал головой Рамиль. — Байков у нас благородный, то есть из дворянской семьи. А это отпрыски, чтобы они ноги переломали, высших семей.
— Что за высшие семьи? — я уже и сам разглядел причудливые значки на форме учеников. Только золотые, а не серебряные, как у Димы.
— Пойдемте, — пробурчал Байков, поднимаясь, — лучше всего нам сейчас будет уйти.
Наверное, в этом имелся определенный смысл. Потому что высокородные будто застыли в середине зала, не сводя с меня взгляда. Это чего, из-за того, что я не опустил глаза и пялился в ответ? Ну бред же!
Вот уже и утро перестало быть таким хорошим. На душе появился странный осадок, будто я с этими высокородными поссорился. Хотя ничего же, по сути, и не было.
— Я редко соглашаюсь с Рамилем, — начал Байков, когда мы оказались снаружи, — но сейчас он был прав как никогда. Лучше тебе даже не смотреть в их сторону. Тем более общаться. Они как раз наигрались с Максимовым и теперь ищут новую жертву для издевательств.
— Да объясните мне, что за высокородные такие?
— Потом объясним, тема не для пятиминутного разговора. Может, кстати, что и на геральдике услышишь, — отозвался Рамиль, который теперь был еще мрачнее, чем при пробуждении. — Мы сейчас как раз про тринадцать семей изучаем.
Мы зашли в «Дом Чудес», и ситуация в столовой меня немного отпустила. Потому что сразу же стали возникать другие вопросы. К примеру, шли вдоль здания снаружи мы метров пятьдесят. Так почему же коридор, в конце которого двери столовой (там находился тот самый второй вход, о котором говорил Козлович) так далеко? Я бы сказал, почти не просматривается. И кабинетов здесь намного больше, чем можно было предположить. В один из таких мы и зашли, после чего соседи столпились у дверей и стали переговариваться.
— Может, к Чернову? — спросил Рамиль.
— Слишком близко к ним, — покачал головой Дима. — Лучше на третий ряд, ближе ко входу.
— Так тут все места заняты. Кроме…
Они переглянулись, и я понял, что пора мне вмешаться. К тому же сам класс уже был осмотрен. Ничего особенного. Три ряда парт, правда, те массивные, старые, явно из того времени, когда не экономили ни на чем, огромная доска, стол учителя.
