По сценариям Макнамары, стратегические ракеты США могли нанести мощный контрсиловой удар, а затем, после ослабленного советского ответного удара по американским городам, нанести второй удар по городам и военно-промышленным центрам СССР. Если же первый удар по стратегическим силам США наносил Советский Союз, то Соединенные Штаты должны быть в готовности сохранить такое количество стратегических средств нападения, чтобы в контрценностном ударе по СССР нанести ему «неприемлемый ущерб» (то есть уничтожить 25 процентов населения, 50—70 процентов экономического потенциала). Расчеты ведомства Макнамары показывали, что при ударе советских ракет по городам США они теряют около 100 миллионов людей, но либо выигрывают войну, либо склоняют противника к переговорам и заключению мира на американских условиях {348}. Вариант первого удара по СССР был, видимо, наиболее предпочтительным. Во всяком случае, в 1962 году Кеннеди говорил о том, что Советский Союз «не должен быть уверен, что Соединенные Штаты не нанесут первый удар, если их жизненные интересы окажутся под угрозой». В дальнейшем он пошел еще дальше, сказав, что «при определенных условиях мы должны быть готовыми к применению ядерного оружия первым {349}. Такого рода высказывания были рассчитаны на психологическое устрашение советского руководства: США, используя свой огромный экономический потенциал и технологическое превосходство, не остановятся перед развязыванием ядерной войны, если сочтут это необходимым. „Мы даем нашему возможному противнику наисильнейший побудительный мотив… чтобы воздержаться от удара по нашим городам“, — подчеркивал Макнамара в речи, произнесенной в Мичиганском университете 16 июня 1962 года {350}.
К концу 50-х годов в Европе уже имелось свыше 130 крупных американских военно-воздушных, военно-морских и ракетных баз, а также несколько сот других военных объектов. Сеть этих баз охватывала ФРГ, Англию, Италию, Турцию, Грецию, Испанию, Португалию, Бельгию, Нидерланды, Люксембург и другие страны. К системе баз примыкал и 6-й американский флот в Средиземном море. Его авианосцы непрерывно патрулировали у южных берегов Европы, чтобы «иметь возможность, — как писала американская пресса, — в случае развязывания войны посылать свои самолеты с атомными бомбами в сердце России» {351}.
Все большее втягивание в процесс ракетно-ядерного вооружения стран Западной Европы вызывало растущее беспокойство мирового сообщества, и прежде всего народов Европы. Борьба против угрозы ядерной войны, развернувшаяся в европейских странах, охватила десятки миллионов людей различных национальностей, осознавших смертельную опасность, грозящую человечеству в случае ядерной катастрофы.
Соревнование в гонке вооружений, в которую все больше втягивались обе сверхдержавы, а вслед за ними и поддерживавшие их страны, затрагивало жизненно важные интересы не только противостоящих сторон, но и всех народов планеты. Пути к коллективной безопасности, намеченные ООН (для этого она и была создана), были перекрыты взаимным недоверием военно-политических блоков.
Рост оборонного могущества Советского Союза, возрастание его возможностей сорвать воздушно-ядерное нападение США и НАТО, нанести сокрушающий ответный ракетно-ядерный удар — вот что тревожило Вашингтон, и тревожило давно. Стремление заглянуть за «железный занавес» владело разведывательными организациями США с первых послевоенных лет. Требовались строго достоверные, документальные данные. Опыт 2-й мировой войны, так же как и предвоенных лет, показывал, что агентурная разведка не всегда обеспечивала правительство и военное командование точными сведениями. Было немало агентов-двойников, поставлявших своим хозяевам дезинформацию, приводившую порой к весьма печальным последствиям. Да и «надежные источники» часто создавали недостоверную картину событий. А вот получившая значительное развитие аэрофотосъемка, а в последние годы войны и радиотехническая разведка, которую вела авиация, позволяли получать достоверные, вне всяких сомнений, сведения. Поэтому именно на воздушную разведку объектов в СССР ЦРУ и Пентагон возлагали большие надежды.