Белотелова снова ввели.
— Вася задал вам, гражданин Белотелов, уместный вопрос, это ваше кашне?
Белотелов отрицал. По моей просьбе вызвали дядю Пашу, и он подтвердил, что такое кашне, действительно, носил Белотелов.
— Такое, но не это, — попытался увильнуть Белотелов.
Когда следователь попросил его показать свое «настоящее» кашне, он сказал, что не может этого сделать, так как оно потеряно.
— Ну вот, а я и нашёл его!
— Где?! — заревел Белотелов.
— В Золотой долине! Там, где ваша нога, гражданин, никогда не ступала, а только оставляла за собой следы новых галош.
Но и вещественное доказательство не могло сломить упрямства моего врага.
Капитан прекратил допрос.
— Ты устал, Вася! Может, пока протокол перепечатывают, чайку попьёшь? Знаешь, такого крепкого с лимончиком?
— Крепкого чаю с лимончиком после войны попьём, товарищ капитан.
Но капитан вынул из кармана пачку настоящего грузинского чаю, лимон и подал мне. Потом попросил к себе сестру-хозяйку.
— Сестра, будьте любезны, заварите чайку покрепче, нам с Васей подкрепиться надо.
Такой хороший капитан, что просто — ну! Не то, что майор в военкомате. Вот бы посадить этого капитана на место того майора, сколько бы нашего брата на фронт пошло!
В ночи кричат козодои. Лассо на шее злодея. Экстренная голубеграмма. Тайна Золотой долины.
С допросами я совсем забыл про своих товарищей, а надо было сразу сказать капитану, чтобы он послал кого-нибудь на помощь Лёвке и Димке.
А Лёвка с Димкой попали в большой переплёт.
Как только я умчался вперегонки с Белотеловым, в Золотой долине быстро стемнело. Лёвка стал бояться летучих мышей, которых в долине почему-то было очень много.
— Пошли, Димка, в хижину, — предложил он. — Разведём костёр, с огоньком всё-таки веселее будет.
Чудак, этот Лёвка! Димка — умнее, он понимал, что старик сразу пойдёт на огонёк и будет крутиться около хижины, пока не укокает их обоих.
— Нет, Лёвка, нам себя выдавать нельзя. Только дураки могут сидеть у костра, когда за ними охотятся.
— А где же мы спать будем?
— Ты эти свои интендантские привычки оставь, — резонно осадил его Димка. — Можешь одну ночку и не поспать. Молокоед уже третью не спит, и то ничего.
— Что же, так и слоняться теперь в темноте всю ночь?
Без меня им всё-таки трудно приходилось. На месте Димки я прикрикнул бы на Лёвку, и все. Но я сам дал волю Большому Уху: ведь ему же я поручил перед отъездом стеречь старика. Он и нос задрал, а толку в голове — маловато.
Спорили они, спорили и решили всё-таки костра не разводить, а ночевать около хижины. Тесно прижавшись друг к другу, потому что очень дрожали от холода, а мне думается, и от страха, они пролежали часа два. Старик не появлялся.
— Димка! — вспомнил Лёвка. — Ведь Молокоед приказал нам караулить старика, а мы караулим хижину.
— Старика караулить тебе поручено, а не мне! Иди и карауль!
Но Димка никогда не был обидчивым. У него хватило сознательности на то, чтобы забыть оскорбление, которое я нанёс ему, и они выработали план действий.
Спор произошёл только из-за винтовки. Димка взял на себя самое опасное дело: караулить у входа в пещеру, и поэтому хотел взять винтовку. Но Лёвка воспротивился: ему обязательно нужна была винтовка.
— Тогда ты и иди к пещере.
— Будь спокоен! — храбрился Лёвка. — У меня старикашка не проскочит.
Так и договорились. Димка встал на караул у начала лесной тропинки, которая вела из Золотой долины, а Лёвка залёг с винтовкой у пещеры. Между собой они условились переговариваться криком козодоя. Одна трель должна была обозначать, что всё в порядке, а две трели — «Внимание! Старик здесь».
Сначала козодои перекликались мирно, и если бы послушал кто со стороны, то восхитился бы спокойствием долины, оглашаемой только трелями козодоев. Но на человека, знающего, в чём дело, эти трели могли нагнать жуткий страх.
Взошла луна, и тут Димка услышал двойной крик козодоя. Он понял, что старик вылез из пещеры, и надо глядеть в оба. А Лёвка, как только увидел старика, сразу перестал бояться и, переползая от куста к кусту, начал за ним слежку.
Старикашка направился к хижине. По мере того, как он приближался к нашему жилью, он становился осторожнее: несколько раз останавливался, прислушивался, ложился зачем-то на землю и, наконец, покрутившись около хижины, вошёл в неё и включил электрический фонарик.