Что такое крещение? Греческое слово baptismos значит «погружение», «потопление». Ветхий человек, первый Адам, как бы утопает в воде, умирает, и выходит из нее, рождается, новый человек, второй Адам.
«И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; и се, отверзлись ему небеса». – «И был голос с небес, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный: Я днесь родил Тебя» (Mтф. 3, 16. – Лк. 3, 21–22). Новый Человек, Иисус, рождается из вод потопа. В этом смысле крещение, «погружение» в воду, есть древнейшее, потопное, Атлантидное таинство.
«Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровью и Духом» (Ио. 5, 6). В первом человечестве – водою, во втором – кровью, в третьем – Духом-Огнем.
Вот почему и боги Атлантиды, «крещеные», прорубают во льду мифологии к незамерзающим водам мистерии крещальную прорубь-иордан.
Очень понятно, что эти боги, водяные, земноводные, пройдя сквозь воды потопа, переселились с погибшего материка на уцелевшие. Кажется, главный путь переселения из Атлантиды в Европу шел через Крит. Самый остров, узко и длинно протянутый, – как бы гроб – колыбель – ковчег, приплывший откуда-то с далекого Запада и остановившийся между тремя материками, – Европой, Африкой, Азией, – в виду Ханаана, будущей Св. Земли.
Вечер Атлантиды гаснет кровавым пожаром на западе, а на востоке чуть пахнет дымком туманно-свежее утро Эгеи. Там – «блудница на звере багряном», а здесь – «девочка, полуребенок», обвеянная ветром голубиных крыл.
Если «креститься», значит «омыться», «очиститься», то мир из потопной купели вышел чистым, как никогда. Утреннею свежестью только что омытых детских щек здесь на Крите дышит все. «Быть чистым» – главная заповедь.
Входите в храм Великой Матери,
только святые, чистые сердцем,
да дело Божье узрите, чудо бессмертия.
Надпись эта, найденная в развалинах Феста, кажется, орфическая, от II–III века по Р. X., вероятно, повторяет, бесконечно-древнейший подлинник (О. Kern. Die Orphiker auf Kreta. – «Hermes», Bnd. 51, 1916, p. 537). «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», к этому далекому «блаженству» путь уже начат здесь, на Крите.
Пестуны здешнего бога Младенца, Куреты, в уцелевшем хоре Еврипидовых «Критян», поют:
Здесь провожу непорочную жизнь,
посвященный богу Идейскому...
В белые ризы облекся я,
от смертей и рождений очистился
и блюду, да не коснется уст моих
пища животная.
(Kern, 563)
Эти «белые ризы» напоминают такие же белые, только с тонким узором-каймою из красных крестиков, ризы Кветцалькоатля, а невкушение «пищи животной» напоминает его же запрет кровавых жертв (См. выше: Атлантида, XII. Крест в Атлантиде, гл. III). Вот почему и жертву-быка ловят критяне без железа, нечистого: кровь липнет к нему, и от него – война.
Люди почти забудут потом, откуда эта чистота, белизна, но и смутной памяти о них будет достаточно, чтобы родить божественную прелесть Софокловых хоров и парфенонских мраморов.
Если феакийцы Гомера, люди Золотого века, – критяне, и те стихи Еврипида об орфической святости навеяны Критом, то, может быть, и эти, тоже орфические, воистину, золотые, о Золотом веке, стихи Эмпедокла – оттуда же, с Крита:
Бога войны и убийства первые люди не знали, —
Знали только богиню любви, Афродиту святую,
И приносились невинные жертвы – чистейшая мирра,
Благоуханный дым фимиама и медь златоструйный;
Жертв заколаемых кровью святых алтарей не сквернили…
Все на земле было кротко; и птицы, и звери, ласкаясь,
К людям доверчиво льнули, и пламя любви в них горело.
(Empedocl., fragm. 128–130)
Этого нигде никогда не было и не будет до «новой земли» и «нового неба», но, может быть, недаром этот золотой сон приснился людям так, как никогда и нигде, именно здесь, на Крите, в земле крестного знаменья и «крещеного» бога Адониса-Атласа.
«Царство – детям, paidos hê basileia», – учит Гераклит (Heraclit., fragm. 128–130), как будто уже предчувствуя, что будет сказано: «Кто не примет царства Божия, как дитя, тот не войдет в него. – И, обняв детей, возложил руки на них и благословил их» (Мрк. 10, 15–16). Кажется, это благословение Господне – и на древних детях, критянах.
