То были двух бесов изображенья.
Один (Дельфийский идол) – лик младой —
Был гневен, полон гордости ужасной
И весь дышал он силой неземной.
Другой – женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал,
Волшебный демон – лживый, но прекрасный.
(Пушкин. В начале жизни…)
Первый – лютое Солнце Войны, Аполлон-Губитель; второй – нежная Луна Содома, Дионис-Андрогин.
«Язва убийства» – война: «язва рождения» – Содом.
«Благодарю Тебя, Господи, что я никого не родил и никого не убил». В этой несколько страшной для непосвященных, как бы содомской, молитве, русский ученик Платона, Вл. Соловьев соединяет эти две язвы в одну.
Пол с войной пересекаются, но точки пересечения, большею частью, слишком глубокие, невидимы.
Главный очаг войны, любовь к отечеству, связывает малые семьи в большие – в роды, народы, племена, связью крови – семени. Это и значит: пол рождает войну; Эрос-Этнос рождает Эриса.
Вот одна точка пересечения, а вот и другая. Proles по-латыни значит «потомство», «приплод»; «пролетарии» – «плодущие», бедняки, у которых нет ничего, кроме детей; пушечное мясо для обеих войн, международной и гражданской, – войны, в собственном смысле, и войны-революции.
«Коммунизм есть явление Ж (абсолютно-Женского) – неразличимое единство... безраздельная слиянность», – определяет Вейнингер (Вейнингер. Пол и характер. Рус. перев., 353). Все – «товарищи», ни мужчины, ни женщины, в равенстве безличные, бесполые, как муравьи в муравейнике.
Милитаризм, обратная сторона коммунизма, есть явление M (абсолютно-Мужского), тоже «безраздельная слиянность», «единство неразличимое», безличное, бесполое. «Многие, слишком многие», по слову Нитцше, рождаются в похоти, слепом Эросе; убивают в ярости, слепом Эрисе. Чем на земле чадороднее, теснее, голоднее, тем воинственнее. Буря войны взметает человеческую пыль «плодущих», безличных. Солнце пола сушит человеческий лес для пожара войны.
Эрос – в человеке, Эрис – в человечестве. Кровь сначала загорается похотью, а потом льется на войне. «Язву убийства» – войну углубляет «язва рождения» – блуд, Содом.
Тайну Содома и ей наиболее противоположную тайну божественной двуполости, первую – так ясно, как этого не делал никто никогда, вторую – очень смутно, открывает Платон в «Пире».
Некогда было не два, как сейчас, а три пола: мужской, от Солнца, Отца, женский, от Земли, Матери; а третий мужеженский или женомужской, от Луны, причастной обоим естествам – земному, материнскому, и солнечному, отчему. Два пола уцелели, третий – исчез, но след его сохранился в однополой любви мужчин к мужчинам, поклонников Афродиты Небесной, Урании, бессмертной и бесплодной Девы (Pl., Symp., XIX). «Люди третьего пола» влекутся друг к другу, чтобы восстановить единство божественной личности, разрушенное в человеке половым делением. Мужчины любят мужчин, женщины – женщин, потому что для тех в мужском просвечивает женское, а для этих в женском – мужское; как бы золотая россыпь первичной двуполости – целого Человека, Андрогина, бóльшего, чем нынешний человек, расколотый надвое, на мужчину и женщину, сверкает в темной руде двух раздельных полов.
Вот это-то возможно-большее, первично-целое, совершенное, и пленяет «людей лунного света» в однополой любви.
Двум полам сопутствует третий, как живой земле – мертвая луна, Атлантида Небесная. Если так, то Содом вечен, и величина его постоянна. Рост и убыль его, подобно фазам луны, мнимы; действительная же величина неизменна; неизменно количество, изменяется лишь качество. В наши дни оно изменилось, как никогда, за два тысячелетия христианской истории. Люди всегда и везде воевали, и часть их всегда и везде жила в Содоме; но такой войны, как последняя, и такого Содома, как нынешний, никогда и нигде еще не было.
Главной, внутренней стеной, отделявшей брак от Содома, был «священный ужас»: брак от Бога, Содом от дьявола. Ужас рассеялся, религиозный довод пал, и с ним пошатнулись все остальные, нравственные, социальные, эстетические, научные, философские доводы. Только внешняя стена уцелела – уголовное законодательство. Но святости брака не доказывают законы против содомлян, так же как святыни собственности не доказывают законы против фальшивомонетчиков: те уменьшают прирост населения, эти подрывают финансы, но с нравственным злом и добром такие соображения не имеют ничего общего.
