Аттиса буду я петь...
Не трубным зыком, громовым,
Не пронзительным визгом
Флейт Идейских Куретов,
Но с тихою Фебовой Музой
Согласуя мой голос.
Эвой-эван! о, Пан! о, Вакх!
О, Пастырь белых звезд!
Этот гимн гностиков офитов-наасеян (ophis – по-гречески, nahas, по-еврейски, значит – «змея»), поклонявшихся Змию на райском Древе познания, как воплощению Логоса, сообщает св. Ипполит, епископ II века, в «Опровержении всех ересей» (Hippolit., Refutat. omn. haeres, V, 2. – Reitzenstein, Poimandres, 1904, p. 163).
Аттис – Вакх. Это значит: бог оскопленный – тот же, что растерзанный или распятый. Между ними ставится в мистериях знак равенства.
«Бога Диониса, оскопленного, называют иные, не без причины, и Аттисом», – говорит об одном из трех великих Самофракийских божеств, Кабиров, св. Климент Александрийский, хорошо, конечно, зная, что говорит, потому что он сам, до своего обращения в христианство, был посвящен в мистерии Аттиса (Clement Al., Protrept., p. 16. – Fr. Lenormant, Cabiri. – Dict. d. Ant. Daremb. Sagl., I, II, 757. – Euseb., Praepart. evang., II, 2. – H. Graillot, Le culte Cybele, 1912, p. 156). Значит, и здесь опять оскопленный Аттис и распятый Вакх сливаются, как два дополнительных цвета, скажем, голубой – в небесной бесплодной пустыне, и зеленый – в злаках плодородной земли.
Что именно здесь, около Аттиса, бродит и кипит, как нигде, новое вино религиозной всемирности, видно по другому, тоже офитскому, гимну:
Кто бы ты ни был, – Крона иль Дия блаженного,
Реи ли великой сын, – радуйся, Аттис таинственный!
Трижды желанным Адонисом тебя называют сирийцы,
Богом Озирисом – египтяне, эллинов мудрость —
Рогом небесного месяца, самофракийцы – великим Адамом,
Гемонийцы – святым Корибантом, а фригийцы – то Папою,
То богом Умершим, то Нерождающим,
То зеленеющим срезанным Колосом...
То юным свирельщиком Аттисом.
(Hippolyt., Refut., V. – Reitzenstein, 163.)
Здесь, в таинственном «богосмешении», всеми цветами радуги переливается, как луч солнца в капле росы, белый луч мертвого скопчества или бессмертной любви, – это смотря по тому, кто откуда судит.
Раной оскопления – «стыдною раною» пола – все начинается в жертвенных «страстях» – страданиях бога-человека.
«Я – женщина, как ты», – говорит жене своей, в незапамятно древней египетской сказке о «Двух братьях», молодой поселянин, Бата, Хлебный Дух, воплощенный Озирис-девственник, оклеветанный братниной женой, как Иосиф – женою Пентефрия, Ипполит – Федрою, и на глазах брата, чтобы доказать свою невинность, оскопившийся, – тоже небесного Эроса мученик вольный: «он знает день, когда его не будет» (Papyr. d’Orbinii – H. Brugsch, Aus dem Orient, 1864, II, 7–21).
Скопческим или девственным бесплодием поражает землю вавилонская богиня Иштар, женский двойник Орфея-Вакха, нисходящая в ад за мужским двойником Евридики, Таммузом: легкими делает такие превращения догмат божественной двуполости, связанный с догматом божественного девства-скопчества (Cuneiform Texts, XV vol. Tabl. 49. – A. Jeremias. Handbuch der altorieutalischen Geisteskultur, 1913, p. 216. – H. Zimmern. Sumerisch-babylonische Tammuzlieder, 242).
В мифе Дамасция, ханаанский бог Эшмун-Адонис, тоже непреклонный девственник, настигаемый в бегстве лютой Афродитой, как зверем – зверолов, чтобы спастись от нее, оскопляется двуострою секирою, labrys – незапамятно-древнем символом бога-жертвы, может быть, дохристианскою тенью Креста (Tiele, La religion des Phéniciens, 1881, p. 200).
«Ранил я его клыком в бедро нечаянно... хотел поцеловать», – кается у Феокрита, убийца Адониса, вепрь (Theocr., Idyl., XXX). В «пах», а не в бедро, по Овидию (Ovid., Metam., 1. X), или еще точнее, по тайному слову мистерий, – в «стыд», aidoín (Vellay, 90), – то место, о котором говорит Иаков, уснувший на бэтиле, двуполом боге-камне: «Как страшно место сие! Это не иное что, как дом Божий, Врата Небесные!»
Рана Адониса – рана оскопления. Если же Вепрь – бог войны, Эрис-Арей, то Адонис падает вольною жертвою лютого Эроса-Эриса.
