— Вы правы, — сказал Норман, — потому что вы теперь здесь хозяин… Я изменил раз, чтобы спасти Макса, но больше изменять я не хочу… Если вы меня оставите свободным, я остановлю течение, и предупреждаю вас, что я больше не отвечу ни на один вопрос. Самое лучшее, что вы можете сделать, это убить Бретона и меня. Этак вы не будете терять времени на лишние допросы и на присмотр за нами.
— Мой милый, — сказал Сеит-Клер, — то, что вы говорите, совершенно основательно… Но убить вас было бы преступлением, а убить Бретона бесполезной жестокостью… Дайте клятву один и другой, что без моего позволения вы не выйдете из этой комнаты.
— Нет! — вскричал Бретон.
Но рассудок взял верх, и они поклялись.
Первое, что Сэнт-Клер захотел наследовать, это был выход из подземелья. Он позвал Макса, и они вместе пошли обозревать станцию.
Едва они вошли в машинный зал, как за ними раздался сильный звон.
— Сэнт-Клер подбежал к аппарату, издававшему звон, и увидел что-то вроде пишущей машины, которая выбрасывала через широкое отверстие тонкую бумагу, развертывавшуюся с неровным постукиванием.
— Ого! — сказал он в полголоса. — Это, должно быть, беспроволочный телеграф.
Аппарат остановился и Сэнт-Клер схватил бумагу, которая была наполнена цифрами без промежутков между словами.
— Как! — вскричал Сэнт-Клер. — Но ведь это шифр адмирала!.. Неужели это он телеграфирует мне с Кондора? Возможно ли это!
Сэнт-Клер сел за маленький столик, разложил загадочную бумагу и стал дешифрировать радиотелеграмму. Между тем как Норман, Бретон и Макс, не скрывая своего удивления, нагнулись над столом.
И вот что он записал дрожащей рукой между линиями радиотелеграммы:
17 октября вечером.
«Я в Париже. С радиодвигательной станции на башне Эйфеля официальным радиотелеграфом через Пальму и Браззавиль, я посылаю эту весть в надежде на то, что Сэнт-Клер в настоящее время овладел станцией и что он получит это послание, которое он один может понять.
Христиана в плену у второстепенных союзников XV-ти, никакая опасность ей не угрожает, пока Тот из Пальмы не узнает о взятии станции Сэнт-Клером. Как только станция будет взята, найти Тота и убить его. Нашел следы Христианы и спасу ее.
Не был мертв, а лишь в состоянии каталепсии.
Сообщите сведения радиотелеграфом А. Г. до востребования, башня Эйфель, шифром Сизэра». Бастьен.
Не веря своим глазам, Сэнт-Клер протянул бумагу Максу и прерывающимся от волнения голосом, сказал:
— Читай! Читай громко!
— Вы знаете Бастьена? — спросил Сэнт-Клер.
— По имени — да, — ответил Норман. — Это был начальник союзников во Франции.
— Он был мертв… его убил Коинос…
— А! — сказал Бретон, не вполне понимая.
— Да, — продолжал Сэнт-Клер радостно. — Я тоже был мертв… По крайней мере, так думал Коинос… Но я и Бастьен, мы живы; а кто действительно умер, так это Тот, о котором мне телеграфирует Бастьен… И вот почему Христиана спасена!.. Понимаете?
И он разразился смехом, молодым, свежим, счастливым, звонким, как звон золота по хрусталю!
Оба механика, бывшие молчаливыми свидетелями этой сцены, ничего не поняли из содержания телеграммы. Они смотрели на Сэнт-Клера с почтительным изумлением и в глубине души у них нарождалось сознание, что этот человек с необыкновенными глазами обладал могуществом, достойным соперничать с могуществом Оксуса.
Между тем бурная веселость Сэнт-Клера окончилась, и важным голосом, хотя глаза его еще блистали искрами радости, он сказал с царственным величием:
— Бретон и Норман, что надо сделать, чтобы ответить Бастьену?
Они были побеждены, сражены, очарованы и захвачены.
— Вот! — сказал Бретон.
— Вот там! — вскричал Норман.
Один открыл створку стенного шкафа; другой повернул ручку коммутатора. Они толкали друг друга, стараясь изо всех сил.
— Вот здесь, — сказал Норман.
— Да! — подтвердил Бретон.
— Я опустил ручку… Ударяйте по значкам, которые вам нужно…
— Хорошо, — прервал их Сэнт-Клер. — Понимаю. Спасибо!
И он дактилографировал в продолжение двух минут…
Когда он кончил, Бретон нагнулся к нему и робко спросил:
— Что вы написали Бастьену?
Сэнт-Клер вздрогнул. Окинув его своим властным взглядом, он спросил:
